Собрание сочинений. Том 9

Евтушенко Евгений Александрович

Вечное венчание

То мы рассоримся по-зверски,то счастливы, то вновь отчаемся,то мы все в той же самой церкви,и все венчаемся, венчаемся.И Библия в литых застежкахшуршит под голоса протяжные,и у друзей в руках затекшихпарят короны наши тяжкие.И всем святым на обозренье,родившись братьями-обидчиками,два довенчальные твореньяжужжат вовсю автомобильчиками.У счастья горький вкус испуга.Стоим смиренно подле вечности.Как нам не разлюбить друг друга?Лишь под защитой подвенечности.Тебе все прочее не важно.Ты так горда, что ты обвенчана,и неуверенно отважна,как первая на свете женщина.Я так люблю вплывать глазамив твое лицо, в глаза венчальные,и кто надел – не знаем сами —нам наши кольца обручальные.Но эта предопределенностьне разведет и не разрубит нас.Сумеет вечной быть влюбленность,лишь бы осталась неразлюбленность.Что нежность? – это тоже счастье,хотя бывает от отчаянья,застенчивость усталой страсти,и наше вечное венчание.10 февраля 2004

Албанская бессонница

Мне

кажется —

будто поставлен в гробу телефон.

Энверу Ходже

сообщает свои указания Сталин…

Один из вариантов стихотворения «Наследники Сталина», 1962

Я сплю на кровати Мехмета Шеху —премьер-министра Энвера Ходжи,и номенклатурный дворец, как щепку,уже не швыряют сейчас мятежи.Дворец уцелел. Он еще пригодится,да только сейчас непонятно — кому,и я, как албанский партийный патриций,в двуспальной пуховой кровати тону.Где коммунистические идеалы?Они будто всосаны черной дырой,и капиталистические одеялана замерзающей плоти — горой.Мы — две страны пустых пьедесталови две страны магазинов пустых.Россия огромной Албанией стала,к рулю темнократию допустив.На ломаном русском, но без улыбаниясказал мой худущий собрат из Албании:«Поэты советские — без страны.Поэты албанские — без штаны…»И над кроватью Мехмета Шеху,придуманный, видно, тобою, Энвер,есть сервисный пульт, а на нем не для смехурисунок на клавише — револьвер.Премьер застрелился действительно, илиего по приказу вождя пристрелили?Эпоха высоких идей так низка.Не знать – это стыдно. Все знать – это мука.Колотится в окна, как зимняя муха,та пуля, выбравшаяся из виска.Заплеван бассейн.Из-за пальм плюгавыхглядят «калашниковы» на меня,и выцарапаны ножом на агавахсолдат истомившихся имена.И, глядя на эти крестьянские лица,я думаю — как же политиком быть?Преступно – расстреливать, грех – застрелитьсяи глупо — позволить себя пристрелить.Кровать, страдающая недосыпом,пытается что-то сказать своим скрипом,и знак револьвера на клавише пультамне вновь намекает в бессонную ночь,что есть начеку очень милая пулька,готовая мне, если надо, помочь.И призрак албанского премьер-министрасо смертью не хочет никак примириться,и, видно, устав свои тайны скрывать,садится на вздрогнувшую кровать.Сейчас он решится. Он все мне расскажет.Зачем? Он добавит мне лишнюю тяжесть.Я тайны свои и свою немотууже столько лет выносить не могу…1991–2004

Поцелуи в метро

Наши невесть откуда возникшие вдруг в бардаке пуритане,вы пытались — недавно совсем — запретить поцелуи в метро,но в тоннеле, в дыму, чьи-то губы, еще не целованные, пролетали,оторвавшись от взорванных тел, только рельсы целуя мертво.И куда-то летят до сих пор эти губы обугленные,не полюбленные — погубленные…Штрафовать вы хотели за все поцелуи поштучнои, какой будет штраф, дискутировали всерьез,но пока вы трепались, как Воланд, над вами недобро подшучивая,террорист в чемоданчике скромно взрывчатку пронес.Стали пеплом на шпалах еще никого не обнявшие руки,под ногами валялись любимым в глаза не глядевшие в жизни глаза.Неужели же вам недостаточно этой жестокой науки,что в сравненье со смертью позорны все ханжеские «нельзя»?Я всю жизнь вызывал высочайшие раздражения —то писал я не то, то в хламиде ходил, то в нахально пижонском жабо.Я любил где хотел и кого я хотел безо всякого разрешения,и когда отберут все свободы, то эту – им будет слабо.Разрезали мне узкие брюки, и прямо на мне, канцелярскими ножницами,да еще приговаривали: «У, дебил!»В коммунизме мы были совсем непонятными новшествамии, быть может, единственными, кто им был.Было холодно зверски в Москве. Ты была в досоветском тулупе,но в метро мы погреться спустились, и я тебя так целовал,прижимая спиной к пограничнику бронзовому — Карацупес его верным Джульбарсом, врагов – но не нас — загрызающим наповал.Рок-н-ролл запрещали, а мы танцевали его и под музыку венского вальса,и пускай нас пугают свободой, как будто чумой,если я на земле где хотелось и раньше всегда целовался,под землей целоваться я буду — хотя бы с землею самой.21 февраля 2004

Подарок Глазкова

Великих книг совсем не стало.Неужто ты рожать усталапророков, русская земля?Беда. Не гений даже я.Стихи скучают на парадахи на тусовках не в цене.Я ощущаю непорядок,когда ни гения в стране!Не тяпнуть с горя ли кефира?Суперсенсация вчера,что new Ахматова — Земфирадля Вознесенского А. А.Но, гнутая рукой Глазкова,на моем письменном столеПегаса тяжкая подковакак знак надежды на земле.Не только гениев нам надо,и надо больше, чем вождей,людей исчезнувшего склада —людей! – порядочных людей!Я – за порядочный порядокс таким условием простым,что если будет век несладок,век ложью мы не подсластим.Русь, будь правдивой на здоровье,и станет наш народ велик,но не за счет великой крови,а лишь за счет великих книг.20 февраля 2004

У реки ясный ангел

У реки Ясный Ангелс нежным нравом ручьяни в каком я ни ранге —просто я – это я.И сегодня здесь, в Чили,как в Сибири моей,я в единственном чине —человек из людей.Здесь, в стране Дона Пабло,ощущаю в жаре,как в Москве ты озяблав ледяном декабре.Ясный Ангел мой хмурый,как хочу я домой.Оказалась ты дурой,что связалась со мнойИ порой между деломбез большого трудаизменяю лишь телом,а душой – никогда.Кто мне – враг или друг ты?Разве искренность врет?Как не пробовать

фрукты,если тянутся в рот?Не нужны мне награды.Мне награда – судьба.Я люблю все народы,но сначала – тебя.1968, Чили – 2004, Талса

Соседке по самолету

Ах, какая такая обида,что, вкушая дымящийся чай,я ошпарил Вас, бедная Лида,чаем липтоновским невзначай…Как мне стыдно, что я в самолете,не изживший в манерах Сибирь,подарил Вашей вздрогнувшей плотине крутой поцелуй, а волдырь.Но я счастлив, неловкий и ветхий,как последний из удэге,что останусь хоть маленькой меткойна заманчивой Вашей ноге.Москва, январь 2004 – Нью-Йорк. «Дельта»

Брат мой, враг мой

Памяти И. Бродского

Как же так получилось оно?Кто натравливал брата на брата?Что, двоим и в России тесно?И в Америке тесновато?Как с тобою мы договорим?Нас пожрал теснотой и ссораминаш сплошной переделкинский Римда и выплюнул в разные стороны.Дружбой мы не смогли дорожить.Может, чтоб не мириться подольше,и не надо нам было дружить,ибо, ссорясь, мы сделали больше.Мертвым нам не уйти, как живым,от кровавого русского римства.Мы с тобою не договорим.Мы с тобою не договоримся.25 февраля 2004

Послесловие к антологии [4]

С трудом прощаюсь я с «Трудом»Он был как добрый отчий домживому, дышащему слову.Мы от лица родной землиАхматовой и Гумилевувновь повстречаться помогли!И Пушкин там на пьедесталебокал с шампанским поднимал,и антологию читалиРязань, Владивосток, Ямал.Поэты стенкою на стенкуздесь устыдились, не пошли.И Бродского и Евтушенкомы помирили… ну… почти.Подарков столько и трофеев,что унести я буду слаб,и даже Виктор Ерофеев [5] принес букет из свежих жаб.Стихов могучая лавина,на время стихни, погоди.В «Труде» стихов лишь половина.Три тома ждут вас впереди!Вся антология как глыба,но будет вес Россией взят.Трудочитателям – спасибо!Трудопечаталям – виват!Ах, Александр, свет Серафимыч [6] ,здесь журналисты как семья,мы все как дети, все ранимы,и расставаньем ранен я.Нет, беспросветность не по мне,и ваша дружба, словно лучик,Неверов Саша и Павлючик [7] ,светить мне будет и во мгле.Надев кастеты, разошедшись,скинхеды движутся в строю…Владим Владимыч Радзишевский [8] ,отредактируйте страну!В России без стихов любитинароду русскому не быти.Терпение, стихи и «Труд»что надо, то и перетрут!26 февраля 2004

4

В 2003–2004 годах газета «Труд» опубликовала в 65 номерах отрывки из готовящейся в печати в издательстве «Искусство» антологии русской поэзии в трех томах «Десять веков русской поэзии».

5

В и к т о р Е р о ф е е в – литератор, написавший о составителе этой антологии Е. Евтушенко статью с красноречивым названием «Между Г и Д».

6

А л е к с а н д р С е р а ф и м о в и ч П о т а п о в – главный редактор «Труда», большой знаток поэзии.

7

А л е к с а н д р Н е в е р о в и Л е о н и д П а в л ю ч и к – журналисты «Труда», которые заботливо «вели» эту антологию в газете.

8

В л а д и м и р В л а д и м и р о в и ч Р а д з и ш е в с к и й – редактор трехтомника.

«Великих книг у нас не стало…»

Великих книг у нас не стало.Неужто ты рожать усталапророков, русская земля?Беда. Не гений даже я.Стихи скучают на парадах,а на войне – как на войне.Я ощущаю непорядок,когда ни гения в стране!Но больше гениев нам надои больше всех царей, вождейлюдей исчезнувшего склада —людей! – порядочных людей!Эй, бабоньки, за полководство,так, что хоть ноги уноси!Подымем вместе производствопорядочных людей Руси!Я – за порядочный порядокс таким условием простым,что если будет век несладок,то мы его не подсластим.Русь, будь великой на здоровье,и буду я тобой велик,но не за счет великой крови,а лишь за счет великих книг.20 февраля 2004

«Сильва»

Пока воображенье у вас не оскудело,Вы можете представить Фазиля Искандерав кирзовках, не при славе, а в роли каскадера,когда, теряя хлястик пальта, где денег нету,он рвался, но не к власти, а просто в оперетту?И я с ним рвался тоже, сжимая контрамарку,и перли мы не в ложи — в раек, что в кочегарку,сквозь френчи, гимнастерки, тельняшки, чернобурки,толпой чуть не растерты, как тощие окурки.Был жив еще усатый, но не был он всесильным.В тот год пятидесятый здесь властвовала Сильва.Здесь, хохоча ядрено, с чрезмерно громким эхом,под хохмача Ярона страх забывали смехом.Порхал Володя Шишкин — наш мотыльковый Бони,В Гулаге чуть не сгнивший, в парашной страшной вони.В руках седых лакеев для нас пылали свечи,Каскадил Аникеев, и обнажались плечи.В стране сплошных деркурных газет чинно ценузрных,для нас взлетали ноги в чулках черноажурных.Было легко зажечь им в нас, пылких, словно дети,искристое: «Без женщин… …жить нельзя на свете…»Учились мы свободе у русского канкана,в пивных простонародья у кружки и стакана,у «Изабеллы» розовой, которую в бочонкеты нес, Фазиль до-прозовый, одной своей девчонке.И ты воскликнул: «Женька! — однажды на рассвете. —Действительно, – без женщин — да! – жить нельзя на свете!»Я так хочу сегодня, чтоб вы вообразили,что не было свободней меня или Фазиля,нас, неопьедесталенных, на приставных скрипучих,и, несмотря на Сталина, к девчатам приставучих,и до блаженной дрожи, хотя всего боялись,счастливых, что мы все же еще не состоялись.3 марта 2004