Собрание сочинений. Том 9

Евтушенко Евгений Александрович

2005

«Там, где нет эмиграции из языка…»

Там, где нет эмиграции из языка —и самой эмиграции нету.А когда хоть одна уцелеет строка —уцеленье даровано навернякаи поэту…25 января 2005

«Какие есть девчонки голоногие…»

Какие есть девчонки голоногие!А я вот составлю антологии…2005

Кемеровский триптих

1. БОЖИЙ ВЕТЕРОК

Легкий божий ветерок.Комары отчаяннопьют румянец со щеку кемеровчаночек.Пусть всех ям не сосчитать,томских, омских, выборжских —с ямочками на щеках,Русь, из ям ты выберешься!Вечер, душу не томи.Истомленные

ходят чуда вдоль Томи,в меня не влюбленные.А у этих чудных чудкак мне милость выпросить —полюбить меня хоть чуть,выкрасить да выбросить.То смешливые они,то слезливые,а когда плохие дни,малостьзливые.Скульптор Неизвестный Эрнст,ты, кентавр, на коем шерстьот страстей вся дыбоми клубится дымом.Жить хочу, на глаз остер,в небе чисто вымытом,как, светясь внутри,шахтер с углем,в сердце вдвинутым.Эрнст, еще мы не слабы.Вечного, не временного,ты меня живьем слепидля красавиц Кемерова!Помоги мне, речка Томь, —не покойник ведь.Ты возьми да познакомьхоть с какой-нибудь.Я скажу ей без вранья:«Я — из перемолотых,и не перестарок я —перемол одок».Никакой во мне порокне сказался,ибо божий ветероклба касался.Презирая всех жлобов,не скучаю я.Я люблю любить любовьнескончаемо!Столько грязи вытер с ног —все же не пристала.Легкий божий ветерок —и ее не стало…2004–2005

2. КОГДА ПРИХОДЯТ СЕМЬЯМИ ШАХТЕРЫ

Когда приходят семьями шахтерыв кои-то веки выслушать стихи,царям – царево,а шутам – шутово,а вот шахтерам не до чепухи.Их женщины — солдатки подземелий,поняв, что и земля бывает злой,взамен ворожб и приворотных зелий,встав на колени, шепчутся с землей.И молятся они с толпой у клети,едва-едва губами шевеля,чтобы вернула их мужей из смерти,разжалобясь, соперница-земля.А дети страх наследуют на вырост.Вой матерей теперь навек в ушах.Пустая клеть их превращает в сирот,и нет нежней детей, чем дети шахт.Дитя вагонной крыши и перрона,за черный хлеб с прилипшею махройя пел про молодого коногона,я тоже был с разбитой головой.К чему меня выспрашивать про корни?Перрон – мой первый пробный пьедестал.Я песнями народными прокормлени хоть одной народной песней стал.И нам негоже, дешево актеря,постыдно опускаться до стебни,когда приходят семьями шахтеры,чтоб в кои веки выслушать стихи.Свет в зале гаснет. Мы, как в общей шахте.На шаткой сцене, как шахтер, я взмок.Те, кто стихов не любят, — не мешайте!Тех нет, кто их бы полюбить не смог.Не надо нас выстраивать поротнои ввязывать нас в темные дела.Свет — дело и поэта, и народа.Лишь нас не раздавила бы порода,которая стать светом не смогла.

3. КРЕПЕЖ

Мы в России живем, где такой ненадежный крепеж,где поди догадайся, за что и когда пропадешь,где хрустенье раздавливаемого «тормозка»не услышит под звоны курантов Москва.В нашей шахте – России — мы забыли, что все мы – родные,разделив на богатых и нищих народ.Кто нас вместе опять соберет? Мы устали от слова «вперед».Есть ли что впереди у народа от бессмысленного «впереда»?Не нужны нам с другими державамивойны с ценами слишком кровавыми.Нам Отечественная войнас нашей бедностью — вот с кем нужна!Офицеры-подводники гибнут при галстуках, в белых рубашках,но от угля нельзя отличить нас, чумазых, под углем пропавших.В нашей шахте-России, может, вспомним, что все мы – родные,может, вспомним, что все мы — народ.А не вспомним, — шахтерский наш долг не исполним,и Россия заброшенной шахтой умрет.Ну, а если она не умрет,то и я не умру, да и ты не умрешь — это будет единственный вечный крепеж.Август 2004 – 5 января 2005

«Суламифь»

(Триптих)

1. НАУТРО

И когда уже утро насталои уста разомкнулись устало,то повисла младенчески слюнкамежду губ серебристо, как струнка.Вся искрилась, дрожа тихо-тихо,как светящаяся паутинка,помня сладостно и соленоСуламифь и царя Соломона,понимая

совсем неигриво,что наступит мгновенье разрыва.И, держа на дистанции лица,мы боялись пошевелиться,чтоб замедлить чуть-чуть погибаньеслабой ниточки между губами.

2. «ГРИНГА»

Это было в Сан-Франциско,где укрылись мы от сыскаСи-Ай-Эй и КГБ —русский и американка —ночью, душной, как Шри-Ланка,в нежной классовой борьбе.Звал я ту девчонку «гринга».Между наших губ искринкавозникала, стрекоча.Мы отчаянно балделив ту эпоху от Фиделя,и от Че, и ча-ча-ча.Но напрасно наш отельчиксладострастно ждал утечекинформации из уст.Были занятыми губы,и нам стало не до Кубы,не до Кастро и лангуст.Боже мой, как мы хотелижить всегда лишь в том отеле,никуда не выходя,и сжимать без остановкилишь друг друга, как винтовки,и писать стихи в листовкибородатого вождя.И не верили мы страстно,что стареет даже Кастро,что не вечен СССР.Мы конец капитализмапредрекали – в том клялись мы,поедая камамбер.А потом – в нешевеленьиутром плыли мы на лени,как на медленном плоту,и пылинками все мифынад левацкой Суламифьюзолотились на свету.Но история – ловушка.Испарилась ты, «левуша».Полуиспарился я.Развалилась наша слитность,все смешалось в кучу, слиплосьв ком осклизлого вранья.В США на кинорынкезаработать на «левинке»могут, кто не дураки.А в Москве, как за отвагу,тех, кто гнали танки в Прагу,называют «леваки».Эй, история! Куда ты?Левые партбюрократыв лимузинах вороватоездят, шапки заломив.Что осталось нынче слушать?Порознь – скушно. Порознь – душно.Где же ты, моя «левуша» —сломленная Суламифь?Переделкино, 31 декабря 2004

3. ЦУНАМИ

То ли луна нал миром, то ли лампав руке, чтоб разглядеть в беззвездной мглевесь ужас мертвых пляжей Таиландаи саванов на вздыбленной земле.Просила ты: «Из головы все выкинь…Поедем – ну хотя бы в Таиланд…Хоть на неделю… Ну хоть на уик-энд», —и был обижен твой просящий взгляд.Мы столько лет не виделись – несметно! —Я вдруг вообразил, что без меняты прилетела в Таиланд предсмертно,но на губах ту ниточку храня.С чего же тут произошло цунами?Конечно, моя гринга, от того,что Кастро, прежде так любимый нами,споткнулся ни с того и ни с сего,покинув сцены зыбкий пьедестал,и в страхе осознал, что старцем стал.И все мы в разных странах вдруг споткнулисьо трупы убиенных наповали поскользнулись на крови тех улиц,куда нас никогда никто не звал.Но точечной и точной месть природыне может быть, как никакая месть,и мстящие разгневанные водыне успевают паспортов прочесть.Вхожу я в телевизор, и по пляжуиду, и бормочу свой жалкий стих,и саваны глазами молча глажу,как будто ты лежишь в одном из них.Переделкино, 3 января 2005

Две стихии

Мы – всеслышащие и глухие,не любовники и не друзья.Как две полувраждебных стихии,мы столкнулись, друг друга дразня.Что из нас получилось? Вьюгасумасшествий, волос, ресниц.Мы с тобою летим сквозь друг друга,как две сшибшихся стаи птиц.6 января 2005

Попытка отречения

Я отрекся от старого мира,отряхнул его прах с моих ног.Мне не надо златого кумира —почему же я так одинок?Я грущу по забытым эпохам,и сегодняшний мир мне не мил.Почему собираю по крохамстарый, нами разрушенный мир?Нас история подкузьмила.Всюду залпы шампанским жулья,и ухмылка златого кумиранадо всеми такими, как я…Москва, 7 января 2005

Из триптиха

Неприкосновенье

2. Ненадежный ангел

Я твой ангел ненадежный,неуютный, невозможный,но с тобою осторожный —так боюсь тебя задеть,и куда тебя мне деть?В моей жизни нету местадля тебя, а ты – невеста.На тебя грешно глядеть,а колечка не надеть.В двух концах тахты огромноймы лежали ночью темной, —зареклись так делать впредь.Между нами были версты,океаны, горы, звезды,лес, пустыни, гололедь.Но, как с неба дуновенье,счастье неприкосновенья —это больше, чем владеть.16 января 2005