Собрание сочинений

Бродский Иосиф Александрович

Мерида

Коричневый город. Веерпальмы и черепицастарых построек.С кафе начиная, вечервходит в него. Садитсяза пустующий столик.В позлащенном лучамиультрамарине небаколокол, точнокто-то бренчит ключами:звук, исполненный негидля бездомного. Точказагорается рядомс колокольней собора.Видимо, Веспер.Проводив его взглядом,полным пусть не укора,но сомнения, вечердопивает свой кофе,красящий его скулы.Платит

за этучашку. Шляпу на бровинадвинув, встает со стула,складывает газетуи выходит. Пустаяулица провожаетдлинную в чернойпаре фигуру. Стаятеней его окружает.Под навесом – никчемныйсброд: дурные манеры,пятна, драные петли.Он бросает устало:"Господа офицеры.Выступайте немедля.Время настало.А теперь – врассыпную.Вы, полковник, что значитэтот луковый запах?"Он отвязывает воронуюлошадь. И скачетдальше на запад.1975

В отеле «Континенталь»

Победа Мондриана. За стеклом -пир кубатуры. Воздух или выпитпод девяносто градусов углом,иль щедро залит в параллелепипед.В проем оконный вписано, бедрокрасавицы – последнее оружье:раскрыв халат, напоминает пропускай не круг, хотя бы полукружье,но сектор циферблата.Говорянасчет ацтеков, слава краснокожимза честность вычесть из календарядни месяца, в которые «не можем»в платоновой пещере, где на братаприходится кусок пиэрквадрата.1975

Мексиканский романсеро

Кактус, пальма, агава.Солнце встает с Востока,улыбаясь лукаво,а приглядись – жестоко.Испепеленные скалы,почва в мертвой коросте.Череп в его оскале!И в лучах его – кости!С голой шеей, уродлив,на телеграфном насестестервятник – как иероглифпадали в буром текстеавтострады. Направопойдешь – там стоит агава.Она же – налево. Прямо -груда ржавого хлама.

___

Вечерний Мехико-Сити.Лень и слепая силав нем смешаны, как в сосуде.И жизнь течет, как текила.Улицы, лица, фары.Каждый второй – усатый.На Авениде Реформы -масса бронзовых статуй.Подле каждой, на кромкетротуара, с рукоюпротянутой – по мексиканкес грудным младенцем. Такоюфигурой – присохшим плачем -и увенчать бы на делепамятник Мексике. Впрочем,и под ним бы сидели.

___

Сад громоздит листву ине выдает нас зною.(Я не знал, что существую,пока ты была со мною.)Площадь. Фонтан с рябоюнимфою. Скаты кровель.(Покуда я был с тобою,я видел все вещи в профиль.)Райские кущи с адомголосов за спиною.(Кто был все время рядом,пока ты была со мною?)Ночь с багровой луною,как сургуч на конверте.(Пока ты была со мною,я не боялся смерти.)

___

Вечерний Мехико-Сити.Большая любовь к вокалу.Бродячий оркестр в беседкегорланит «Гвадалахару».Веселый

Мехико-Сити.Точно картина в раме,но неизвестной кисти,он окружен горами.Вечерний Мехико-Сити.Пляска веселых литеркока-колы. В зенитереет ангел-хранитель.Здесь это связано с рискомбыть подстреленным сходу,сделаться обелискоми представлять Свободу.

___

Что-то внутри, похоже,сорвалось и раскололось.Произнося «О, Боже»,слышу собственный голос.Так страницу мараешьради мелкого чуда.Так при этом взираешьна себя ниоткуда.Это, Отче, издержкижанра (правильней – жара).Сдача медная с решкибезвозмездного дара.Как несхоже с мольбою!Так, забыв рыболова,рыба рваной губоютщетно дергает слово.

___

Веселый Мехико-Сити.Жизнь течет, как текила.Вы в харчевне сидите.Официантка забылао вас и вашем омлете,заболтавшись с брюнетом.Впрочем, как все на свете.По крайней мере, на этом.Ибо, смерти помимо,все, что имеет делос пространством, – все заменимо.И особенно тело.И этот вам уготованжребий, как мясо с кровью.В нищей стране никто вамвслед не смотрит с любовью.

___

Стелющаяся пологогрунтовая дорога,как пыльная форма бреда,вас приводит в Ларедо.С налитым кровью глазомвы осядете наземь,подломивши колени,точно бык на арене.Жизнь бессмысленна. Илислишком длинна. Что в силеречь о нехватке смыслаоставляет – как числав календаре настенном.Что удобно растеньям,камню, светилам. Многимпредметам. Но не двуногим.1975

К Евгению

Я был в Мексике, взбирался на пирамиды.Безупречные геометрические громадырассыпаны там и сям на Тегуантепекском перешейке.Хочется верить, что их воздвигли космические пришельцы,ибо обычно такие вещи делаются рабами.И перешеек усеян каменными грибами.Глиняные божки, поддающиеся подделкес необычайной легкостью, вызывающей кривотолки.Барельефы с разными сценами, снабженные перевитымтуловищем змеи неразгаданным алфавитомязыка, не знавшего слова «или».Что бы они рассказали, если б заговорили?Ничего. В лучшем случае, о победахнад соседним племенем, о разбитыхголовах. О том, что слитая в мискуБогу Солнца людская кровь укрепляет в последнем мышцу;что вечерняя жертва восьми молодых и сильныхобеспечивает восход надежнее, чем будильник.Все-таки лучше сифилис, лучше жерлаединорогов Кортеса, чем эта жертва.Ежели вам глаза суждено скормить воронам,лучше если убийца – убийца, а не астроном.Вообще без испанцев вряд ли бы им случилосьтолком узнать, что вообще случилось.Скушно жить, мой Евгений. Куда ни странствуй,всюду жестокость и тупость воскликнут: "Здравствуй,вот и мы!" Лень загонять в стихи их.Как сказано у поэта, «на всех стихиях...»Далеко же видел, сидя в родных болотах!От себя добавлю: на всех широтах.1975