Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый
Шрифт:
Задыхаясь под тяжестью пулеметов, мы хрипим, кашляем и с кашлем и хрипом подхватываем песню. Кутаясь в облаках пыли, мы с песнями входим в деревню.
— Солдаты есть?
— Нет. А вы какие будете?
— Немаканные! Сухие!
Мы собираем сход.
— Молока! Хлеба! Чистого полотна для бинтов! Даем сроку полчаса.
— Да вы какие ж будете?
— Не разговаривай, дядя. Тащи, что приказано.
— На всех?
— Нет, на одного. Один будет есть —
Через час мы уходим из деревни. За околицей Акулов останавливает отряд.
— До наших верст шестьдесят. Носы не вешай, братва. Теперь уж выберемся. В случае чего… может, меня или еще кого по дороге угробят, пойдете по этой карте. Смотри сюда.
Мы окружаем Акулова, тянемся через плечи, заглядываем на карту.
— Это компас… Кладете его так… На кромку… Стрелка всегда на север. Теперь гляди. Я провожу карандашом. Становлюсь так. Туда и будем идти. Прямо и прямо. А стрелка чтобы всегда вот так лежала и чтобы на этих значках. Понятно?
К вечеру мы подошли к большому селу.
— Солдаты есть?
— Нет!
— Какое село?
— Село Вознесенское!
— Красные были?
— С неделю как ушли!
Мы занимаем крайние избы и, выставив часовых, устраиваемся на ночлег.
— Вы за кого ж это? — интересуются крестьяне.
— Сами за себя!
Мы не хотим разговаривать. Нам не о чем говорить теперь. У нас теперь может быть только один разговор о том, как пробиться к своим. Головы наши тяжелы от усталости. Глаза слипаются, как будто ресницы смазаны густым, вязким клеем.
Обняв винтовки, мы не раздеваясь ложимся на лавки.
Просыпаюсь от сильных толчков в бок. Приподняв с трудом отяжелевшую голову, вижу встревоженное лицо отца.
— Вставай! Ну!
В избе шепчутся. Крестьяне смотрят на нас подозрительно.
— Выдь-ка во двор!
Мы выходим. В сенях отец шепчет на ухо:
— Казаки в деревне!
Во дворе стоят красногвардейцы. Серые лица хмуры. Все чего-то ждут.
Наконец в открытых воротах показывается Акулов.
— Выходи, строиться!
Мы идем один за другим. На дороге уже стоят красногвардейцы, выстроившись вздвоенными рядами. Мы пристраиваемся к флангу. В это время из-за угла выскакивают три казака.
— Эй! — кричит Акулов, поднимая руку.
Казаки осаживают лошадей.
— Вы, что ли, квартирьеры? — подходит к казакам Акулов и треплет коней по шее.
— Яки квартирьеры?
— Да нашего полка. Полковника Сергеева.
Казаки нерешительно переглядываются. Молодой губастый казак, тронув коня, затейливо матюгается:
— Няньки мы квартирьерам вашим, чи шо? Ну-ко, сторонись.
— Чтоб тебе, дьяволу, башку сломать! — кричит Акулов, отскакивая в сторону.
Матерщинничая,
Акулов тяжело переводит дыханье.
— На-пра-а… во!
Мы щелкаем каблуками. Звон шпор проносится по рядам.
— Скинуть шпоры, — командует Акулов. — Волков, запевай самую старорежимную. Петь, братва, как следует. Без волынки. Ну, кто там еще копается?
Правое плечо вперед, шаго-о-ом… марш!
Волков разухабисто затягивает:
Преображенцы удалые, Рады тешить мы царя.Не зная слов, мы подхватываем песню, орем, что придет в голову.
Мимо проплывают деревянные избы. Сквозь стекла мы видим лица крестьян.
Догадываются или нет?
Село остается за нашими спинами.
Отошли не более километра.
— Не оглядываться! — кричит Акулов.
Уйдем или нет?
— Вместе, выходит, ночевали! — говорит Павлов.
— А к нам стучали ночью…
— Стучали?
— Стучали! Мужик не пустил только. «И так, — говорит, — полна изба солдат». А я-то еще думал: наши. А они вон какие.
Несмотря на запрещение оглядываться, бойцы то и дело повертывают головы назад. Оглядываюсь и я через каждые два шага.
Уйдем или нет?
Впереди поднимается столб пыли. Мы сдергиваем винтовки.
— Не сметь! — кричит Акулов. — Песню, братва. Волков!
Волков матерится и хрипло заводит:
Как на юрке, на крутой, Постоялый двор худой. Ка-а-алина.С песней, стараясь кричать как можно сильнее, мы равняемся с сотней казаков. Офицер наклоняется, что-то спрашивает. Акулов берет под козырек. Мы орем так, что того гляди лопнут глотки. Акулов кричит, показывая рукой на село:
— а…аши…а…заки!
С бьющимися сердцами мы проходим мимо.
— Смотреть в затылок! — кричит Акулов. — Шире шаг!
Мы прибавляем шагу. Не утерпев, я оглядываюсь назад.
Казаки стоят на дороге. Очевидно, совещаются.
Уйдем или нет?
— Не оглядываться! — шипит Акулов.
Тяжелый топот коней нарастает за спиной все ближе и ближе.
— Догадались!
— Молчи!
Кони пролетают мимо. Акулов оглядывается. Мы прибавляем шагу. Теперь уж кажется, не идем мы, а бежим.
— Легче!
Песня расстроилась.
— Какая часть? — спрашивают догнавшие нас три казака.
— А ты какой? — вызывающе спрашивает Акулов, шагая рядом с казачьими горбоносыми конями.
— Ты не дури!
— А что будет? Хочешь плетей от их превосходительства генерала Сергеева?