Собрание стихотворений и поэм
Шрифт:
Теперь я понял, почему гниет От ржавчины машина в гараже И первым на земле стареет тот, Кому не труд, а отдых по душе.
Но молод я и горд, как аргамак, Почуявший вдали кинжальный звон… А где же мой до гроба верный враг?.. Пускай теперь шушукается он.
***
Махмуд, хоть век недолог твой Оплакивать его не стану, Затем, что не было такой Любви в аулах Дагестана.
Пусть безответной, пусть слепой… Но позавидуешь ли зрячим, Когда не стоит их покой Одной слезы твоей горячей.
Что
Махмуд, страдание твое Я не оплакиваю тоже — Пусть в песню целится ружье, Оно убить ее не сможет.
Ах, если б «Мариам», как ты, Я написал сегодня ночью, То завтра бы без суеты В конце судьбы поставил точку.
Тебе отпустятся грехи, Но на земле, а не в могиле, Поскольку за твои стихи Свинцовой пулей заплатили.
Махмуд, других, а не тебя Я вслух оплакиваю даром — Тех, что любили, не скорбя, Но получали гонорары.
И даже нищенскую страсть За грудою макулатуры Скрывали, трепетно страшась Не то жены, не то цензуры.
Бог с ними — Пусть себе живут Глухонемые музыканты… Оплачем вместе мы, Махмуд, Их конъюнктурные таланты.
***
Пора уже довольствоваться малым И близко к сердцу зло не принимать. Есть время для стихов… И для начала Найдется в доме ручка и тетрадь.
А большего, пожалуй, и не надо — Другое пусть другие совершат. Но для таланта — Высшая награда: Поэзией, как воздухом дышать.
У каждого своя на свете доля. И лишь пространство поровну дано Одно на всех — Как вспаханное поле, В котором дремлет вечности зерно.
Пусть всякий делом собственным займется Для высшей цели, а не для игры. Пускай в Цовкра растут канатоходцы, В Цада — певцы, В Балхаре — гончары.
Мы не киты, что держат землю эту, Хотя порой могущественней их… Ах, только, жизнь, Не заставляй поэта Сверлить клубок из ниток шерстяных.
***
Говорят, земная жизнь подобна Странному предмету одному — Что сначала кажется удобным, А потом не нужен никому.
Говорят, что бытие земное, Как лавина снежная в горах — Раскалится солнце золотое, — И она растает в пух и прах.
Как вода в кувшине убывает, Так и дни проходят чередой… Говорят, что люди убивают Время безнадежной суетой.
Я же не сторонник этой мысли… Если бы и вправду было так, На планете вместо светлой жизни Воцарились пагуба и мрак.
Только корни жизненного древа Никому не вырвать из земли — В глубину таинственного чрева Они крепко-накрепко вросли.
И пускай приблизился мой вечер, И умолк веселый щебет птиц — Вечна мысль и подвиг бесконечен, И таланту тоже нет границ.
Вечен тот, кто пашет на рассвете И в полуночь пишет дерзкий труд, Чтобы было чем гордиться
Кто сказал, что канет все бесследно В роковой мифической реке?.. Мы с тобой останемся легендой На родном аварском языке.
ЧУНГУР СУЛЕЙМАНА
I.
В тот черный год, когда цвела несмело Увы, его последняя весна, Душа веселых песен петь не смела, Неведомой тоской удручена.
В тот роковой Тридцать седьмой, далекий Его чунгур пылился на стене… Когда-то он, как перышко, был легким. А нынче стал, как ноша на спине.
Молчали струны, затаив обиду На мрачного хозяина, а тот Внезапно протянул чунгур Хабибу1: — В твоих руках он снова оживет.
Мое наследство, как поэт поэту, Тебе я завещаю одному. Пусть сыновья простят меня за это, Когда порыв мой искренний поймут.
… И вскоре на каспийском побережье Был погребен прославленный ашуг. Но тот, кого он звал своей надеждой, Его чунгур не выронил из рук.
И, продолжая, дело Сулеймана, Без устали трудился Эффенди, Так, словно он предчувствовал, как мало Ему на свете выпадет пути.
А перед ним, как талисман заветный, Висел чунгур старинный на стене, И главы знаменитого «Поэта» Уже были написаны вчерне.
Но вдруг война… Как тяжкая работа — Поездки репортерские на фронт. Последняя страничка из блокнота, Как будто заключительный аккорд.
Молчи чунгур… Тебя, оберегая, Не выпустят из отчего гнезда. А тот, кто вечно на переднем крае, Домой не возвратится никогда.
Вдова по мужу черный траур сносит, Касаясь скорбно лопнувшей струны. И в волосах ее густая проседь Останется, как метка, той войны.
II. Минули годы… Стал и я поэтом. И как-то раз осеннею порой В день именин друзья мои с букетом Ворвались в дом компанией хмельной.
И среди них Капиева Наталья Одна лишь оставалась в стороне, Застенчиво вздыхая, словно тайну Какую-то пришла доверить мне.
Она была оратором неважным, Но в этот миг, румяна и смела, Срывающимся голосом отважно Торжественную речь произнесла:
— Расул!.. Подарок славного ашуга Достался мне от мужа моего. И вместо поздравления прошу я Прими, как завещание, его.
Я взял чунгур дрожащими руками, Предательскую проглотив слезу. И бережно, как драгоценный камень, Держал перед собою на весу.
С тех пор в моей кунацкой над диваном С отцовскими вещами на стене Висит чунгур ашуга Сулеймана С пандуром и кинжалом наравне.
Когда я песню новую слагаю, Гляжу на них, не отрывая глаз, И чувствую, как музыка живая Незримой нитью связывает нас.
А если я внезапно петь устану, Пусть кто-нибудь подхватит мой мотив О безднах и вершинах Дагестана — Ориентирах нашего пути.