Чуть покраснев, и в клочьях тины,Луна, толкнув скалу плечом,Омочила снега долиныЕдкой лазурной мочой.Сторож, выйдя за сараем в кукурузу,Услышал тонкое движеньеИ выстрелил — в Бодлериану — Музу,Нагую, резвую, хотя и в разложеньи.Он опять вернулся в свой свинарник,Где среди трухи, лопат и вилПел и пил еще другой охранник,Гроб в полу он чачею кропил.Просочится ли она в открытый рот,Растечется ли по дереву уныло?Сушится в связках табак, кто-то в поле поет,И солдат, как надгробье, храпит на могиле.
февраль 1994
КРУГОВРАЩЕНИЕ
ВРЕМЕНИ В ТЕЛЕ
Эта девушка — чья-то дочь,В глазах — голубая вода,В паху у нее — глухая рваная ночьИ розовая звезда.А в сердце у ней — который час?Между собакой и волком.Синий сумеречный льется атласПод воткнутой в центр иголкой.А во лбу у нее предрассветный сад —Занялось — вот сейчас рассветет,Но в затылке уже багровый закат,В позвоночник полночь ползет.
февраль 1995
НА ВЫСОТЕ
Бог мог быть камнем или растением…
Оккам
Парус опавший в груди трепещет.Где же воздух — слабый, дольний,Грязный — где же он теперь?Штурвал глазницы вещейВ муке кружится — и кажет дверь.Там висит кристалл зеленый,Как прозрачный чистый лоб,От него сквозь купол льетсяКрасноватый ясный столб.И — в его прозрачной волнеПарит без усильяБабочка на краю, на днеС черепами на пыльных крыльях.Этот Камень светлый, страшныйПеревешивает мир.Он — живой, всегда кругамиХодит стража, шепчет плавно клир.Господи, я вспомню Имя.Имя есть во всех церквах.Ты висишь здесь, как на дыбе,В немоте и на цепях.И разве я — служитель горний,А не пролилась как вода,Что Ты тропою потаеннойПривел меня наверх сюда?Спаси же Ты своих увечных,Свое больное — иль нельзя? —Что Ты висишь в пещере вечной,Как отвердевшая слеза.
1994
" Как стыдно стариться — "
Как стыдно стариться —Не знаю почему,Ведь я зарока не давалаНе уходить в ночную тьму,Не ускользать во мрак подвала,Себе сединами светя,Я и себе не обещала,Что буду вечное дитя.Но все ж неловко мне невольно,Всем увяданье очевидно.Я знаю — почему так больно,Но почему так стыдно, стыдно?
1994
БЛАГАЯ ВЕСТЬ ОТ ЧЕТЫРЕХ ЭЛЕМЕНТОВ
Как радуга мелькнет и верба расцвететТрепещущей голодною весною —Тогда состав мой понимает весь:Что есть Евангелье иное.Четыре древние Евангелья живут,И ими сокровенно жизнь цела:Вода, Огонь, и Воздух, и ЗемляНесут Тельца, Ягненка и Орла.Когда-то прошептала мне Пчела,Что воздух жив, которым Бог дышал.Подстрижен ветер, и еще он пьянВином, которое во тьме была вода.Ночь горняя — не ночь, а Иоанн.И влага шумная всё помнит Океан,И капля хладная воды крещальнойСкользнула с плеч, упала в ИорданИ стала там жемчужиною тайной.И, розовея там, на дне веков,Она вдруг засветилась, загорелась,И тут Вода с Огнем сплелись и спелись,Огонь поплыл рекой среди песков.Как будто бы Марк и ЛукаСрослись спиной, а пересохшими губамиШептали вместе, влажными глазамиСмотрели в небо, рыб держа в руках.Когда-то две чудесных рыбы,Собой пять тысяч накормив,Жар крови в них собой затмив,Вдруг в саламандры обратились.Земля оседлая зашевелит плечом,Она живет — по ней ступал Господь.Она освящена — в ней спит Адам,Как зерна в ней
прозябнет плоть.Огонь священный жив, он, под землей горя,Как Лазарь заметался в пеленах,И вместе сразу Пламя и ЗемляНа четырех бормочут языках.Орел захлопал крыльями,Заклекотал Матфей,На землю кровь лилась из ран,Земля мычала. Шел ангел средь мечей.В одежде, сшитой из живых ночей,Неумиравший вьется Иоанн…Когда касался дождь его плечей,То становился осиянным,А Время все растет, а из него —Четыре нераздельных неслиянных.
1994
ДЕВОЧКА И КРЫСА
Девочка шла с крысой на плече,Крыса распласталась, как погон.Этому никто не удивлялся,Потому что это — древний сон.Крыса живо-живо посмотрела,Гладит девочка ей корнеплодный хвост,А сама — серее, чем картошка,Не пошла еще ни в цвет, ни в рост.Снег их кроет сереньким пушком,Удивляясь древности союза,Крыса дышит в тонкое ушко —(Но напрасно) — как немая Муза.
1994
КОЛОДЕЦ-ДУБ
Пробился ключик посредиПустого дуба,Он поднимается веснойДо среза, где была вершина,Да молния ее сожгла.В колодец этот возвышенныйПосмотрит птица, пролетая,И забывает — где юг, север,Да и зачем сей глаз мерцает.И говорят — в году раз ночьюТам что-то будто вдруг вскипает,Оттуда с шумом, плеском, пеньемВсплывает лешая русалка,На мир посмотрит — и обратноНесется вниз в жерло глухое.И я кругами там ходила,Как кот прозрачный и ученый,И думала: сей дуб есть образБезумца, пифии, пророка.
декабрь 1994
ТОРГОВКА
У ног Обводного каналаОна баранкой торговала.В ее лице (их было целых три) —Одно белело круглое, как рама,Другое из него одутло выступало,А третье — просто пятачок,Бутон или густой цветок.Который не приманит никогдаПылящих мимо насекомых,И полувдвинутой трубойСмотрела в окна незнакомых,В закатное нагое солнце,Пот утирая полотенцем.
1994
ЗАРУБЛЕННЫЙ СВЯЩЕННИК
В церковь старушка спешит(Непременно надо согбенную),Ворона кричит через размокший снег,Со слезой радуетсяЗдешний навек человек.Тает в углу мертвецС молитвой, ко лбу прилипшей,Может, впечатается в костьИ отпрянут духи под крышкой.Священник, погибший при начале конца,Похожий на Люцифера и Отца,Немного светский и слишком деятельный,Но избранный в жертву (назло чертям?),Может, кровью своею — верите ли? —Пропитает ворону, старушку и храм.Снег не просыплется больше в юдоль,Разве снизу пойдет — от земли — в январе?Наша скоро утихнет боль,Но выступит соль на топоре.
1992
ЗАБРОШЕННАЯ ИЗБУШКА
Печален старичок, допив настой на травке,И думает коту, лежащему на лавке:Ты знаешь, деточка, зверек пушистый,Что вечер настает февральский, скорый, мглистый?Что все давно недвижны, кто помнили о нас,Забудем же и мы их в ночной и снежный час. —Последняя чекушка допита, и теперьЗаклеена морозом, насмерть зальдела дверь,И в окна льется синева, вразмешку с пеной.Мы будем так лежать — и разомкнутся стены,Покуда потолок не отворит нам путь,По льдистой колее куда-нибудь,Промерзлый домовой нас поцелует в лоб.И сыплет снег не в гроб и не в сугроб.