Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3

Гомолицкий Лев Николаевич

Рядом с этим народным праздником торжественные заседания в столицах эмиграции, особенно на 9-10 году дня русской культуры, веют академизмом. Чисто схоластическим мне кажется и возникший год или два года тому назад спор о нерушимости пушкинского патроната над этими днями. Сейчас в Варшаве спор этот приобрел особенную остроту, так как горячим противником Пушкина здесь выступил РОК. Вместо Пушкина реформаторы предлагают постоянным патроном Дня Русской Культуры св. Владимира. Спор этот мне кажется несколько недостойным самих выдвигаемых имен. Кроме того, едва ли реформа, выражающая определенное воззрение на русскую культуру, окрашенное несомненно в политические тона, привьется. Скорее всего, спор приведет к тому, что одни будут праздновать по-старому, другие по-новому, третьи же вовсе откажутся от всякого патрона. Нельзя забывать, что ведь никто Пушкина русской культуре не навязывал. Так вышло само собой, что празднование годовщины его рождения разрослось во всеобъединяющее торжество. Такие естественные процессы не создаются вдруг и нарочно, и нарочно и вдруг не исчезают.

Меч, 1935, №14, 7

апреля, стр.8. Статью предваряла преамбула «От редакции»: «В недалеком будущем зарубежная Россия будет праздновать очередной “День Русской Культуры”. Вопрос о том, как надлежит отмечать этот “День”, в каких формах организовать его празднование, не является вопросом вполне и окончательно разрешенным. Около “Дня Русской Культуры” всегда возникали споры и разногласия, которые в этом году выявились в особо острой форме на предорганизационных собраниях в Варшаве. Редакция “Меча” считает поэтому своевременным осветить возможно разносторонне этот вопрос, дав возможность высказаться на своих страницах представителям различных лагерей и течений русской эмиграции, хотя бы и не принадлежащих к политическому направлнеию, представляемому нашей газетой. Мы предлагаем как отдельным лицам, так и представителям организаций высказаться по вопросу устройства “Дня Русской Культуры” на страницах нашей газеты. Все материалы по этому вопросу будут помещаться редакцией в дискуссионном порядке. Первой такой дискуссионной статьей является помещаемая ниже статья нашего сотрудника Л.Н.Гомолицкого. (Редакция оставляет за собой право сокращения статей)». 

Выставка иконописи и Институт Кондакова

В одном из последних номеров «Меча» была напечатана статья Д.В. Философова «О культуре, Дне Русской Культуры и некультурности» (№16, от 21 сего апреля) [313] , в которой между прочим проводилась мысль: устройство выставки русских икон как наилучший способ отметить день Русской Культуры. В следующем, пасхальном номере «Меча» Д.В. Философов дополнил и развил эту мысль в первой части своей статьи «Под знаком русской культуры» [314] . В связи с этими статьями археологический институт имени Н.П. Кондакова [315] , ведущий в настоящее время свою культурную работу в Праге [316] , прислал в редакцию каталог изданных им цветных репродукций древних русских икон. В каталоге этом имеется 72 иконы. Подбор икон, изданных институтом, дает достаточно полную картину истории русской иконописи, начиная с XII и кончая XVII веками. Между прочим, в списке репродукций имеется знаменитая икона владимирской Божьей Матери, относящаяся к XII в., и икона Нерукотворного Спаса (XIII в.), находящаяся во Франции в Ланском соборе - одна из древнейших славянских икон.

313

Д. Философов, «При особом мнении. О культуре, Дне Русской Культуры и некультурности», Меч, 1935, №16, 21 апреля, стр.3.

314

Д.В. Философов, «Под знаком русской культуры», Меч, 1935, №17, 28 апреля, стр.1-2.

315

Kondakow-Institute, Praha Strеsovice, Slunna ul. 10.

316

Zuzana Sk'alov'a, «Das Prager Seminarium Kondakovianum, sp"ater das Arch"aologische Kondakov-Institut und sein Archiv (1925-1952)», Slavica Gandensia. 18 (1991), SS. 21-43; Мир Кондакова. Публикации. Статьи. Каталог выставки (Москва: Русский Путь, 2004), стр.217-218.

Институт, издавая репродукции, озаботился представить все иконописные русские школы. Тут есть школы новгородского, московского и смешанного московско-новгородского письма, представлена московско-суздальская школа Андрея Рублева, школа мастера Дионисия, Строгановская школа и Устюжское письмо, так вплоть до мастеров XVII столетия [317] . Имя проф. Н.П. Кондакова служит достаточным ручательством строго научной и художественной постановки дел института. Казалось бы, нет ничего легче, имея такую прекрасную коллекцию, иллюстрирующую всю историю русской иконописи, положить ее в основу предполагаемой выставки русских икон. Коллекцию эту можно было бы легко пополнить оригинальными старинными иконами, несомненно имеющимися в частных руках у русских людей в Польше. Не одни русские старообрядцы имеют старую рукописную икону. Немало драгоценных для историка культуры икон можно было бы собрать, походив по волынским селам и городкам и порывшись в архивах, а то и по чердакам православных церквей и монастырей.

317

Кроме того, институт выпустил следующие книги по зоографике (одновременно на русском и английском или французском языке): А.И. Анисимов. «Владимирская Икона Божией Матери», Н.М. Беляев. «Икона Божией Матери Умиленья из собрания Солдатенкова», А.Н. Грабарь. «Нерукотворный Образ Ланского собора».

Правда, всё это сопряжено с трудностями и известными издержками, начиная хотя бы с того, что каждая репродукция пражского археологического института стоит 45 ам. центов, а вся коллекция, следовательно, 32 доллара с лишним.

Но, думается, если бы русская общественность в Польше обратилась к институту с просьбой

помочь ей устроить в Варшаве выставку русской иконы, институт с радостью пошел бы навстречу и м.б. даже прислал свою коллекцию репродукций и даром. Тот же институт, наверно, мог бы командировать в Варшаву и своего человека, который помог бы организовать выставку и прочел бы доклад о русской иконописи.

Думается также, что и церковная власть в Польше откликнулась бы на такое дело и помогла бы, поскольку это, конечно, возможно, пополнить выставку оригинальными иконами. Остановка, к сожалению, за доброю волей самой общественности. Ведь даже о работе археологического института имени проф. Кондакова здесь в Польше что-то до сих пор не было слышно.

Меч, 1935, №22, 2 июня, стр.6.

Свобода и лира

1

Сильнее разумных теорий действует на человека «вне-умная» магия искусства. В одной какой-нибудь стихотворной строчке скрыты бури, и один поэтический образ имеет власть разрушать и созидать миры. Литературные герои, овладевая воображением, воспитывают поколения, «образуют новые существа» (Блок) [318] , и целые периоды истории направляются искусством. Кажется, что в этом действии на живую материю (сознательном или разрушительном - это другое дело) главное оправдание и самого творца, и художественных ценностей, им созидаемых. Отними от искусства его творческую силу, и из творчества оно превратится в праздник развлечения. Эту роскошь позволить себе народ может лишь в период временного благополучия, в момент пресыщения. Тогда, когда ему кажется напрасным что-либо изменять в мире, созидать, преобразовывать. Когда народ вступает в полосу духовного упадка.

318

Запись в дневнике от 7 февраля 1921г. См.: Александр Блок. Собрание сочинений в восьми томах. Том 7. Автобиография. 1915. Дневники. 1901-1921 (Москва - Ленинград: ГИХЛ, 1963), стр.405-406.

Но есть периоды, когда сама жизнь взыскует творческого сознания. И горе тому народу, который в такой ответственный момент оказывается духовно бесплодным: - когда среди сынов его не находится ни одного «непризнанного законодателя мира». Тут «кризис» искусства обернулся бы неизбежно в глубокий кризис самого народа. Это значило бы, что он творчески опустошен, уже ничего не в силах изменить в своей истории, уже нежизнеспособен, приговорен к смерти...

Одно время у нас в зарубежной критике не замолкали споры о «кризисе литературы». Не знаю, понимали ли спорившие до конца, о чем спорят: о стихах или о душе России. Потому что ведь именно мы сейчас переживаем такой период, когда жизнь сама вызывает к творческому сознанию. Чем же иначе мы можем преобразить жизнь, мы, лишенные силы «реальной» - физической, полуразочарованные в политике да и всё равно политически ослабленные - раздробленные на партии и группировки, разобщенные расстоянием! Единственная объединяющая еще нас сила - это она, незаметная, бедная «республика поэтов», наша эмигрантская литература, которая несомненно существует, давая нам лицо и имя. И что же будет, если и она не оправдает себя: не окажется в ней свежих творческих сил, способных «образовать новые существа». Дело, как видно, не в жизнеспособности русских ямбов и хореев: творец, способный преодолеть жизненную косность, способен, прежде всего, преодолеть жизненную косность старых поэтических форм. Среди нас должны прийти в жизнь, родиться эти творческие силы, если уж не творческая личность, - иначе дело наше и даже наше существование останутся неоправданными.

И вот, мне радостно видится, что в то время, как разговоры о «кризисе» - теперь притихшие (надоело!
– читателю? критику?) - продолжались и шли крещендо, такие творческие силы уже обнаруживались в молодой эмигрантской (тут уже по праву!) поэзии. Это были еще не книги, даже не целые стихотворения, а отдельные стихотворные строчки, - но ведь и стихотворная строчка может свидетельствовать о рождении таких сил.

Как верно заметил А. Бем, до последнего времени лозунгом большинства молодых эмигрантских поэтов была формула Жуковского «жизнь и поэзия - одно» [319] . Строчка Жуковского - прекрасна, но сделать ее руководящей для творчества целого поколения - ошибочно и опасно. Конечно же - не одно. Жизнь - это косная материя, полухаос, полугармония; поэзия - побеждающая эту косность, преобразующая материю - сила. Понять это для приверженца формулы Жуковского - значило бы перескочить в иную мысленную сферу. Из созерцателя стать делателем, самому прежде всего перейти роковой момент преображения. Роковой, потому что тут для пожелавшего творить - искус и проба: творец ли он.

319

Формулу Жуковского из стихотворения «Я Музу юную, бывало...» (1824) Бем привел в статье «Письма о литературе. Жизнь и поэзия», Меч, 1935, №16, 21 апреля. См. также: Альфред Людвигович Бем. Письма о литературе. (Praha: Euroslavica, 1996), стр.210.

И вот двое из молодых современных поэтов этот искус уже в течение нескольких лет проходят. Интереснее всего, что оба они дышат воздухом, особенно насыщенным философией строчки Жуковского - воздухом русского литературного Парижа. Я говорю о Вл.Смоленском и Ант. Ладинском. В мою задачу не входит выделять дарования этих поэтов из среды их литературных сверстников или сравнивать их между собою. Меня сейчас интересует только тот знаменательный переворот, перелом в их творчестве, который они, каждый по-своему, теперь переживают.