Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3
Шрифт:
Название колядки, пришедшее с Запада, от калео - разгорячаться, гореть. А русское - Овсень, Авсень, может быть от ясень, ясный (Сияющий - Велес?). И в текстах самих колядок: «огни горят великие» - «ой Овсень! походи, погуляй по святым вечерам, по веселым теремам».
В песнях весенних, призывающих свет весенний, славящих солнце и всходы, припев сохранил древнее славословие «Дидо-Ладо» - «Дед-Свет», подтверждающее свидетельство Слова и им подтверждаемое: Бог - Дед человечества. Но Бог, как мы теперь знаем - Свет. И вот два общих свойства всех имен Божиих здесь соединены: Дед-Свет.
Обращение к тому же ласковому Ладу-Свету в поминальных русальных песнях Род-Роженицы-Русалии от русый, ясный, Богом
Муж в песнях (как и в Слове) зовется ладой: «добрый молодчик! будь моим ладой!», что значит - светлым. Значит, стремление освятить брак, что в религии Света должно значить одновременно и осветить, потому что святой - светлый.
Имя Купала обычно производят от Иоанна Крестителя, купалы, купающего, крестящего водою. Но нет ли здесь только схожести, обычной народной игры словами - «Царьград - царь град», «На Маковея - мак веять». Слышится, слышится и в этом загадочном имени - Купала– тоже что-то проарийское, какие-то санскритские звуки, тоже, наверно, лучащиеся светом. И весь он огненный - катящиеся по откосу горящие колеса, костры, прыганье через них - очищение огнем, огненное крещение. Так это далеко от водного Иоаннова холодного крещения! Да и в песнях поется «Купала на Ивана», точно указывается время: Купала.
– Когда?
– На Ивана, Иоанна Крестителя праздник. А близость Купалы к Ярильским (опять - ярый, пылающий) празднествам, напоминающим таинство древних мистических культов! После Купалы-Купальницы - какого-то безумия, опьянения огнем, пылающих ночей, пышущих жаром - снова костры, но уже погребальные; наступают дни похорон Костромы (кострицы, от костер) и Ярилы. Купала 24, похороны 29. Афанасьев считает, что «игрища» ярильские не отделялись первоначально от дней купальских и были отнесены на 4 дня позже только по требованию духовенства, т.к. уже очень язычески не подходили к празднику православному [326] . Возможно, что первоначально и порядок был иной, обратный: сначала похороны, а затем пьяново адонисово веселье воскресения Бога.
326
А. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу. Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований, в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. Том 3 (Москва: Издание К. Солдатенкова, 1869), стр.713-714, 724.
Это «ай, Адонис!» неожиданно слышащееся в ярильских напевах, как бы всё путает, прерывает нить прямого чистого родства с Индией. Кажется, что тут могло быть какое-то позднее сложное соединение древних верований с занесенным из греческих колоний или с Ближнего Востока мистическим культом. Но чужое и позднее влияние и так укоренившееся должно было оставить если не миф страдающего Бога, то хоть Его имя, отчетливое имя - совсем отчетливое, раз уже так отчетливо сохранил припев хороводной песни древнейшее молитвенное славословие (подтвержденное документально) Богу-Деду. Между тем, имени этого нет, и я думаю, что и «ярилины игрища» всё та же древняя прапамять, смутное воспоминание (чего?). Обряды погребения и воскресения в огне - огненных колесах и кострах Ярилы-Купалы могли самостоятельно из того же первоисточника, первоначального намека прарелигии (Ведийской?), возникнуть и у древних славян, как они возникали у других народов.
4
Мы уже знаем (и документы и изустное предание сходятся на одном и том же), что люди - внуки Божии. Бог - Дед, человек его внук. В этой цепи божественного родства как бы выпало среднее звено: кто же сын? кто же отец? Тут должно было существовать прежде всего какое-то богосыновство.
Никаких прямых указаний на это в том, что нам осталось от древнего «язычества», нет. (У южных славян овсеневым дням соответствует праздник какого-то Божича.) Остается опять идти наощупь, по свету. Опять кажешься
Но что же здесь я провижу - не зрением: палка слепого ударяется о твердое - под ногами земля.
Кришна - воплощение жизнедателя огненного Вишну, носитель его божественной силы, песенник, водитель хороводов - он в одну ночь, утысячерившись и войдя под видом их лад-мужей к тысячам дочерей человеческих, дал начало новому роду людей. Это был сев Господня семени. Сеял его полубожественный сын. Не человек, потому что Бог (как Бог Богов, он открывается в Бхагават гите), но и не Бог, потому что всё же человеческая оболочка только аватар, воплощение. Природа его двоится: то разрастается непомерно в космос, то сокращается до ограниченного существа, заменяется, расщепляется, дробится. Кришна - оборотень и этим свойством своим как бы свидетельствует о вездесущии Бога. Всё, чего ни касается человек, с чем ни встречается, может быть сыном Божиим, потому что во всем Бог и всё - Бог.
В Бхагават гите открывающееся человеку Божество (Вишну-Кришна) говорит: «Я - источник всего мира и место, куда он возвращается, растворяясь. На меня нанизаны все явления мира, как на нить нанизаны камни ожерелья. Я - вкус воды, блеск месяца и солнца, звук в воздухе и сила человека. Я - чистый запах земли, жар огня, жизнь всего земного. Я - семя всего населяющего землю, разум несущих разум, добро несущих начало добра. Я - любовь среди созданий» (VII) [327] . Бхагават гита - единственная в своем роде вдохновенная поэма, выражающая гармоническое ощущение мироздания, «осанна» человечества. Казалось бы, вся мистика религий страдающего Бога - терзаемого, распинаемого - должна быть противоположной этому представлению о Высшей материи как о целительном цементе, затекающем все трещинки и язвы мира. Но Дионис тоже оборотень, и в тайне божественного распятия заложен догмат той же осанны.
327
7-я глава Бхагавадгиты, излагающая «Йогу углубленного ведения».
«Бог, по природе своей неизменный и вечный, - пишет Плутарх, - подвергается по действию неотвратимого закона различным изменениям лица своего... Когда же изменяется, превращается в воздух, воду, землю, звезды, злаки, животных - мудрые называют это “расчленением”, “растерзанием”, бога же самого Дионисом Загреем, Темным... Гибели его, исчезновения, смерти и воскресения нарекают именами сокровенными и мифическими».
Личное - в ограниченной форме моего личного «я» - со-касание мирам иным, неограниченному и поглощающему все рассеянные в пороке существования «я» несет в себе тайну Единства и Расчленения - богосыновства. Богосыновство не может быть не личным - всегда вочеловечение, аватар - значит расщепление Единого и побуждение (одновременно) частного стать целым. Чем сильнее ощущение пантеистической гармоничности мира, тем труднее уже разобраться в отдельных его явлениях (кто отличит капли в реке или песчинки в пустыне!), тем сильнее смешение между «я» и каждым «не-я», возможнее перевоплощение, оборотничество.
Этот тайный кришнин догмат крепко, свято (сознание, что это и есть важнейшее) до наших времен сохранила народная память под видом веры в оборотничество. Оборотничество частый мотив песен, былин, сказок. О нем помнит и автор Слова. Здесь оборотни и вещий Баян, и Всеслав, и Ярославна (полечу зигзицею), и Игорь, в бегстве из плена обращающийся поочередно в горностая, гоголя, волка и сокола. Причем повсюду оборотни только люди - оборотничество свойство не Бога, но материи мира, в которой Божество проявляется.
И рядом с памятью оборотничества у восточных славян как раз отчетливо ощущение единства мира. У них нет и тени дуализма - Белбога и Чернобога западных славян. Чувство мировой осанны, слиянности, Ярой Благости, исполняющей мир плодородием и миром, озаряющей его светом. Вся народная русская демонология происхождения позднего, навязана в большинстве греческой литературой, след беспощадной борьбы духовенства с дохристианской религией. Предки-Роды-Русалки превращены в сирен, оборотни в колдунов, благостный Бог-Дед в дедушку домового, в образ фавна и т.д.