Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2

Гомолицкий Лев Николаевич

Л.Г.

Hoover Institution Archives. Gleb Struve Papers. Box 94, folder 5 (M. Kantor). На бланке: Zwiazek Rosijskich Dziennikarzy i Literat'ow w Polsce. Warszawa, Podwale 5, m. 3. Вошло в издание: Якорь. Антология русской зарубежной поэзии. Под ред. Олега Коростелева, Луиджи Магаротто, Андрея Устинова (С.-Петербург: Алетейя, 2005), стр. 293-294; комментарии – стр. 295-301.

45. Гомолицкий – Ремизову

4/X 1934

 Глубокоуважаемый

Алексей Михайлович,

 Вы уже знаете печальную новость о гибели Меча. Не знаю: плакать или торжествовать. Всё мне кажется, что и конец его имел свое значение. Был он как бы камнем, упавшим в воду, от которого пошли круги по воде. Но круги по воде идут только когда камень падает. Кратковременность существования не важна, вес тоже. Другой каменище лежит неподвижно годами и никаких кругов от него не расходится. Но это первый таран. Надо бить еще и еще. Меч стал газетой, да и останься журналом, он бы больше не сделал. И вот мне пришла мысль начать издавать

боевые тетради, открыто боевые, ничего не боясь, продолжая и продолжая делать «движение воды». Тут была бы свобода, несвязанность с прошлым в смысле людей новых, имена которых не давали бы повода к разного рода предубеждениям. Из Варшавы – один я и со всего света – молодежь, которую я подобрал бы себе идейно. В Ревеле есть Иваск, с которым я списываюсь, есть и в Праге. Самое трудное место – Париж. И вот к Вам обращаюсь, Алексей Михайлович, не видите ли Вы кого из молодежи, с кем бы можно было мне сговориться. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что есть кто-то в поле Вашего зрения, кто там в Париже в тени, а здесь мог бы на виду стоять. Вас лично боюсь просить, зная, что Вам трудно, но Вы единственный, к кому бы потянулась отовсюду лит<ературная> молодежь, потому что имя Ваше одно живое имя в эмиграции. Живее живых. Вы знаете по статьям моим, что это мое горячее убеждение – потому и делюсь с Вами всеми своими замыслами.

 О книгах Федорова ^[293]  говорил А. Бему и он обещал прислать их Вам... Вы сами знаете, чт'o для меня Ваше мнение и как должно было тронуть меня Ваше внимание к моему рассказу ^[294] . Очень за многое благодарен Вам –

Л. Гомолицкий.

Автограф, на бланке газеты Меч.

46. Гомолицкий – Бему

293

 В.Г. Федоров. Суд Вареника. Рассказы (Прага: Скит, 1930); В.Г. Федоров. Прекрасная Эсмеральда. Эмигрантские рассказы (Ужгород: Школьная помощь, 1933); возможно, также брошюра: В.Г. Федоров. Мысли о Гоголе. Речь, произнесенная в День Русской Культуры в Ужгороде (Ужгород, 1934). Интерес Ремизoва к нему был спровоцирован боевыми выступлениями молодого писателя в журнале Меч.

294

 Л. Гомолицкий, «Смерть бога», Меч. Еженедельник, 1934, № 15-16, 19 августа, стр. 14-18; № 17-18, 2 сентября, стр. 9-14.

Варшава, 16 ноября 1934

 Многоуважаемый Альфред Людвигович,

простите, что не ответил сразу на первое письмо, но я ждал результатов переписки по нашему делу, которую начал, и ничего определенного еще тогда не имел. Я так и ожидал, что нигде кроме Праги (и тем больше благодаря Вам) я не найду ответа. Иваск нагородил глупостей и ничего не понял ^[295] , а из Парижа просто не ответили (наверно, свежа еще история с Мечом). Меня это всё не беспокоит. С парижанами всё равно ничего совместно делать нельзя – хотя там всё же есть кое-кто – если бы Терапиано не был так близок к Мережковским, он бы согласился принять участие. Меня радует, что Скит так всё принял близко к сердцу. Я говорил с Философовым и готовлю большую статью. Надо определиться, скопить материал – тогда мы найдем выход. На нашу тему буду говорить в «Домике в Коломне» (прочту доклад) ^[296] . Домик не моя идея, но моего вложено много. Зачал всё ДВФилософов. Дело это очень полезное и интересное. Ваше сотрудничество будет нам очень приятно. Последнее собрание, на котором Е.С. Хирьякова говорила о Лермонтове ^[297] , а я резко (кажется, слишком резко) вступился за начало Пушкинское против «лермонтовизма» Адамовича, Оцупа и прочих. Тут был отголосок и той, моей и Вашей, темы. Вам было бы очень интересно при этом присутствовать. Тема (казалось бы, сто лет прошло, ведь Л<ермонтов> «человек 30-х годов») оказалась такой раскаленной, что спорили далеко за полночь – забыв, что уходят последние трамваи. И даже когда заседание кончилось – никто не ушел, а еще с час стояли группами и говорили. Я, в общем, остался почти в одиночестве, но поляки меня поняли (у них с Мицкевичем и Словацким тот же спор), и я был удовлетворен, что «слово сказано». Впрочем, неприятности уже последовали.

295

 По-видимому, в частных письмах к Гомолицкому. Краткая заметка (за подп. Ю.И.) – Новь. Седьмой сборник (Таллинн: Издание «Нови», 1934), стр. 106.

296

 Гомолицкий прочел этот доклад 26 января 1935 г. См. хроникальную заметку:

«Домик в Коломне».

 26-го января состоялось после рождественских вакаций собрание Домика. Л.Н. Гомолицкий прочел доклад о молодой русской зарубежной литературе. В прениях принимали участие: старшина «Домика» Д.В. Философов, Р. Блют, Е.С. Вебер, К.В. Заводинский, Вл. Стемпневский, Г. Стемповский и Ю. Чапский.

 – Меч. 1935, № 5, 3 февраля, стр. 6. Этот доклад можно считать первой заявкой той концепции молодой эмигрантской поэзии, которая в завершенном виде выражена была книгой Гомолицкого Арион (1939).

297

 Второе

заседание общества – 17 ноября, на котором Е.С. Вебер-Хирьякова зачитала доклад Проблема бессмертия в творчестве Лермонтова – см. заметку в газ. Меч, 1934, № 28, 25 ноября, стр. 3.

 Интересно мне – очень – увидеть книжку Головиной.

 (Название «Домик в Коломне» мое, чем я всё же немножко горжусь.)

 Большое спасибо Вам, Альфред Людвигович, за Ваше сердечное отношение ко мне и моей жене. Она благодарна за память о ней и Вам кланяется. У меня остались самые дорогие воспоминания от тех дней, когда Вы гостили в Варшаве, и особенно от бесед наших – это редкая радость – проходят года, пока встретится возможность такой беседы. О «Мече» – да, я на черной работе. Вообще жизнь затрепала меня, истрепала нервы – я устал. Но всё же пишу – пишу роман, готовлюсь к выступлениям на нашу тему. Но это всё нелегко, не так, как прежде писалось. Стихов больше нет – значит, я остановился, п<отому> ч<то> пишу я только когда живу. Нет ни тем (не расудочных – умом по пальцам сейчас насчитаю сколько угодно, но не этим пишут), ни новых подходов формальных – без этого обновления формы тоже писать не могу.

Искренне Ваш

Л. Гомолицкий.

На бланке Меча.

47. Гомолицкий – Бему

Варшава, 10 декабря 1934

 Дорогой Альфред Людвигович,

 очень благодарю Вас за книжки Головиной. Сейчас пишу о ней статью ^[298] . Одну книжку я уже продал большому любителю русской поэзии – Слободнику (он нынче утром в своей библиотеке – у него библиотека – декламировал мне на память гумилевских «Капитанов» и отбивал такт кулаком по столу). Продадутся ли две другие книжечки, я не знаю. Жена просит передать Вам поклон.

298

 Л.Г., «Лебединая карусель», Меч, 1934, № 31, 16 декабря, стр. 4.

 Пользуюсь случаем, чтобы послать Вам марки – не знаю, нужны ли Вам?

Искренне Ваш Л. Гомолицкий.

На бланке Меча.

48. Гомолицкий – Бему

Варшава, 31/XII 1934

 Многоуважаемый

Альфред Людвигович,

 эти праздничные, а для нас предпраздничные, недели было столько работы, что некогда было ни на чем сосредоточиться как следует. Нынче, в первый выдавшийся тихий день сел писать письма и пишу Вам прежде всего, т<а>к к<а>к давно уже меня мучила совесть: книжки А. Головиной продались и надо послать деньги. 2 книжки продал я и решил послать деньги международными купонами, так как купоны эти я имею возможность купить в Редакции, а не на почте, т.е. по себестоимости. 4 купона приблизительно так и будет – цена двух книжек, как Вы назначили, по 1 зл. 20 гр. 3-ю книжку взял Г.Г. Соколов, и расплотится за нее уже он через «Меч».

 Очень хорошее издание. Жаль, что только много опечаток и что поправки на таком уродливом листке.

 Не знаю, как Вы, Альфред Людвигович, праздники празднуете – если по старому стилю, то я еще успел поздравить Вас. Жена просит передать Вам поклон. Мы часто с ней вспоминаем Ваш приезд в Варшаву.

 Почти ничего не пишу сейчас, но много рисую.

 Хочу спросить у Вас, если Вы прочли тот мой сборничек, что я передал Вам в Варшаве («Цветник»), мнение Ваше о нем – по существу и стоит ли его пускать в свет.

 Жду вестей из Праги в связи с нашим замыслом (журнал). Кнут ответил (сейчас писать ему буду). Он советует лучше издать сборник статей или вроде альманаха.

Искренне Ваш

Л. Гомолицкий.

 Как Вы сами судите о сборнике Головиной? ^[299]  В печати, да еще в сборнике стихи всегда меняются – иногда к худшему, иногда к лучшему...

На бланке Меча.

299

 Бем посвятил А.С. Головиной специальную статью в Мече задолго до выхода ее книжки. См.: А.Л. Бем, «Письма о литературе. Поэзия Аллы Головиной», Меч, 1933, № 289, 19 декабря; Альфред Людвигович Бем. Письма о литературе (Praha: Euroslavica, 1996), стр. 150-155. В другой статье он полемизировал с В. Смоленским, выступившим с высокомерным отзывом о сборнике А. Головиной. См.: А. Бем, «Программа и тактика (К нашим литературным нравам)», Меч, 1935, № 25, 28 июня, стр. 4.

49. Гомолицкий – Бему

Варшава, 11 янв<аря> 1935

 Я боялся за свою рецензию о Головиной, Альфред Людвигович! Взял на себя очень много. Иваск из Ревеля к тому же обрушился на меня, как смел я сокращать стихотворение «всё же поэта». Неужели это преступление... ^[300]  Но Вы ободряете меня и мне уже легче. Головина не очаровала меня. У нее нет легкости, свободы. Но писал я о ней совсем искренне и там, где хвалил. Неужели она огорчилась моей рецензией? Я не думал об этом и мне неприятно.

300

 Речь идет о попытке Гомолицкого в своей рецензии дать стихотворение Головиной «В ярмарочном тире» в исправленном виде.