Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1
Шрифт:
Этот поэтический дневник лет оккупации опрделенно заслуживает публикации. Поэзия Гомолицкого – сдержанная и, как говорится, «мужская». Свою драгоценную умеренность в передаче того содержания, которое – обладая в соответствии с самой природой вещей большим эмоциональным зарядом – очень трудно поддается выражению, поэт достигает:
1) пользуясь миром античных символов и аксессуаров, причем этот прием позволяет автору сохранять видимость эмоциональной дистанцированности перед лицом действительности, переплавленной в лирическую поэзию;
2) благодаря применению так называемой большой метафоры, которая придает этим стихам характер обобщения и – в сочетании с конспективным характером образности – обогащает их восприятие и обеспечивает интеллектуальное воздействие, одновременно увеличивая воображаемую эмоциональную дистанцию;
3) благодаря умышленно употребленной графической системе (отсутствию прописных букв, отсутствию пунктуации), что в сочетании с особенностями синтаксиса некоторых стихотворений дает эффект монотонного, бесстрастного голоса, делающего более выпуклым – по принципу контраста – всю весомость и ужас содержания. Итак, это, следовательно, такая поэтика, которая воздействует косвенно, которая делает акцент на одном слове – «искусство». И вместе с тем это поэтика, стремящаяся к далеко идущему «сотрудничеству» с читателем – как в
613
613 Jerzy Kwiatkowski, «Notesik kretonowy» («Ситцевый блокнотик» – таким было первоначальное название томика Czas spopielaly). Рукопись. Muzeum Literatury im. Mickiewicza. Sygn. 1671.
Объяснение своего поражения в польской поэзии Гомолицкий привел в эссе «Встречи на Геликоне», отчасти посвященном стихотворным переводам, которые сам он определил как готовность поддаваться иллюзиям или как мистификаторство. «Можно еще задуматься, – продолжал он, – над такой возможностью: а сумел ли бы тот же самый поэт, пишущий на разных языках, воплотить те же самые мысли и эмоциональные картины в мир отдельных, своеобразных языковых традиций. Однако, поскольку трудно себе вообразить личность, даже самую гениальную, которая с одинаковой свободой перемещалась бы в столь различных культурных стихиях, – то легко догадаться, что возникали бы произведения с весьма неравноценными художественными достоинствами. И практика это подтверждает. А стало быть...» 614
614
614 Leon Gomolicki, «Spotkania na Helikonie», Tworzywo (L'od'z: Wydawnictwo L'odzkie, 1958), str. 67-68.
И всё же Гомолицкий таких попыток не прекратил. В 1958-1960 годах он опубликовал несколько стихотворений, часть из которых представляли собой переводы стихотворений из цикла «В нави зрети» и из «Притч» 615 , а также поэтический цикл, включавший в себя, в частности, и автопереводы 616 . В 1969 г. появился его цикл «Из „Дорожных черновиков”» 617 , сопровождавшийся характерным замечанием, записанным на копии сопроводительного письма в редакцию: «Я пишу стихи, потом меняю их, и таким способом возникает проза. Стихи – это набросок прозы» 618 . В 1983 г. писатель напечатал еще два образчика поэтической прозы 619 , из коих первый представляет собой рифмованную прозу или стихотворение, разбитое на абзацы, а не строфы.
615
615 Odglosy, 1958, Nr. 18, 29 czerwca, str. 6; Odglosy, 1960, Nr. 11, 20 marca, str. 8.
616
616 Leon Gomolicki, «<siedmiokro'c lozem ocean'ow...>», Sto wierszy (L'od'z: Wydawnictwo L'odzkie, 1959), str. 33-36.
617
617 Leon Gomolicki, «< Z Podr'oznych brulion'ow>», Poezja, 1969, nr 5, maj, str. 34-36.
618
618 Muzeum Literatury im. Mickiewicza. Sygn. 1691, t. III.
619
619 Leon Gomolicki, «<zapadla noc nad Elsynorem...>» («спустилась ночь над Эльсинором») и «<jakie sa te syreny...>» («какие ж те сирены»), Odra, 1983, nr 10, pa'zdziernik, str. 87; иная редакция – в Horoskop (str. 85).
После 1956 года Гомолицкий на некоторое время вернулся и к книжной графике, проектируя суперобложки ряда своих книг, вышедших в Лодзинском издательстве, и иллюстрируя немногочисленные собственные стихи, появлявшиеся в прессе. Наиболее серьезным его свершением было полное графическое оформление томика Станислава Черника «Старый плуг» 620 .
В этот период он совершил вторую поездку в СССР. Состоялась она сразу вслед за международным скандалом, разразившимся из-за присуждения Нобелевской премии Борису Пастернаку. Гомолицкий с середины ноября до середины декабря 1958 г. находился в Москве по научной командировке Министерства культуры и искусства, собирая материалы для своей работы по Мицкевичу. В получении доступа в архивы ему оказывал содействие Борис Полевой, секретарь правления Союза писателей СССР, ведавший иностранными связями. Результаты этих исследований опубликованы в книге Гомолицкого Przygoda archiwalna (1976), а предварительное сообщение – заметка об участии Мицкевича в похоронах Веневитинова – появилась в массовом советском еженедельнике Огонек. Она должна была придавать особый оттенок двойной (и внутри-польской, и советской) «благонамеренности» проекту, над которым работал гость. Однако это не помогло публикации его монументального труда – полной хроники русского периода Мицкевича. Последние сведения о попытках его продвижения в издательстве относятся к декабрю 1959 г. 621 Работа так никогда опубликована и не была. Экземпляр машинописи, хранящийся в архиве автора, насчитывает 1300 страниц.
620
620 Stanislaw Czernik. Stary plug (L'od'z: Wydawnictwo L'odzkie, 1958).
621
621 Письмо Леона Гомолицкого к Марку Живову, Лодзь, 14 декабря 1959; см.: Т.П. Агапкина, О. Цыбенко, «Материалы к биографии Леона (Льва) Гомолицкого», Studia Polonorossica. К 80-летию Елены Цыбенко (Москва: Издательство Московского
Тем временем разворачивался новый этап творческой биографии Гомолицкого и открывался новый аспект его литературного облика. В 1958 году Лодзинское издательство, проводившее общепольский конкурс на лучший роман или повесть, присудило II премию рукописи Гомолицкого «Бегство», и спустя год повесть вышла в свет. Ее с большой теплотой встретили читатели и критики. Впервые в жизни Гомолицкий столкнулся с таким широким признанием своих сочинений. Одним из следствий этого признания стало включение справки о нем в первый том капитального био-библиографического «Словаря современных польских писателей», вышедший в 1963 году. Дотошные библиографы внесли в список довоенных выступлений писателя его стихотворные книжки, выпущенные на русском языке крохотным тиражом. Автор счел появление таких сведений совершенно неуместным сейчас, когда все его помыслы сосредоточивались на завоевании места в польской литературе и обществе. Отчасти для «уравновешения» картины он сообщил составителям о появлении в 1918 году в Остроге его первого стихотворного сборника, причем дал название его по-польски (Wierze. Ostr'og 1918), так чтобы казалось, что стихи и были написаны на этом языке. Справка, со ссылкой на информацию автора, была включена в том 622 .
622
622 См.: Slownik wsp'olczesnych pisarzy polskich. Opracowal zesp'ol pod redakcja Ewy Korzeniewskiej. Tom 1. A-I (Warszawa: Pa'nstwowe Wydawnictwo Naukowe, 1963), str. 576-578.
В связи с переменами в положении Гомолицкого оказывалась статья о его прозе, появившаяся в лодзинском Русском Голосе. Эта ежемесячная газета – «тезка» львовского еженедельника, в котором Гомолицкий дебютировал в качестве газетного публициста в 1929 году, – издавалась его старым приятелем по Острогу и главным союзником в литературном мире на той ранней стадии Пантелеймоном Юрьевым (Семеном Витязевским). Пути их разошлись в 1931 году, и в 1930-е годы Витязевский, продолжавший свою яростную борьбу за права русских, против «украинства» 623 , сотрудничал в меньшинственной русской и в польской прессе. Как и Гомолицкий, он во время оккупации находился в Варшаве, а после войны перебрался в Лодзь. В 1947-1956 гг. он печатался во влиятельном журнале Film, давая туда статьи и заметки о советском кино и любительских фильмах, а после «польского Октября» 1956 года окунулся в общественную и литературную деятельность, направленную на легитимизацию русской меньшинственной культурной жизни в Польской Народной республике. Он был инициатором создания в 1961 г. и председателем (до 1964 г.) Русского культурно-просветительного общества (Rosyjskie Towarzystwo Kulturalno-O'swiatowe w Polsce), центр которого находился в Лодзи и которое имело отделы в других городах страны (в Варшаве, Кракове, Познани, Вроцлаве и др.) 624 . В 1957-1967 гг. П.В.Юрьев редактировал Русский Голос (с 1961 г. редакция размещалась в его квартире), а также выпускал ежемесячный журнал Звено и поэтические сборники при нем. Здесь вышла в 1963 г. и первая в послевоенный период книжка его стихотворений. В газете Русский Голос печатались поэты, участвовавшие в русской литературе еще в довоенной Польше,– Г.Соргонин, Л. Сеницкая, Наталья Русская, Олег Острожский – старые знакомые Витязевского. Но Гомолицкого среди них не было. На этом фоне и следует рассматривать помещенную в газете статью о нем. Написана она Владимиром Эпштейном, который был заместителем Юрьева в Русском Культурно-Просветительном Обществе. Юрист и общественный деятель, он еще в 1945 г. обращался к городским властям с просьбой о возобновлении функционирования Русского Благотворительного общества. Выглядевшая среди многочисленных отзывов в польской печати о Гомолицком явлением совершенно маргинальным, статья Эпштейна содержит, однако, не поверхностно-комплиментарные, но серьезные и тщательно взвешенные суждения. Приведем ее целиком:
623
623 «Я верю, что лихолетие украинское клонится к закату и впереди перед нами светлое солнце единой Руси. Да живет русская земля и ее могучий хозяин – русский народ!», – писал он в 1945 в телеграмме по случаю освящения памятника узникам Талергофа. См.: Временник Научно-литератрные записки Львовского Ставропигиона на 1935 год. Под редакцией В.Р. Ваврика (Львов, 1934), стр. 96.
624
624 Общество просуществовало до 1975 года, когда оно было ликвидировано по обвинению, что служит прикрытием остаткам белой эмиграции, антисоциалистическим и реакционным элементам, идейно и классово враждебным государству.
Лев Николаевич Гомолицкий был ранее широко известен как выдающийся русский поэт и глубокий знаток русской литературы. Его стихи и поэмы занимают видное место в русской поэзии двадцатых-тридцатых годов нашего столетия.
В послевоенные годы он выступил с рядом повестeй, написанных на польском языке, сразу завоевывая себе имя в современной польской литературе.
Проза Льва Николаевича Гомолицкого привлекаeт к себе внимание и русского читателя. Его знакомые легко расшифруют подлинных героев повести «Бегство», без труда найдут и в других романах писателя хорошо им знакомые эпизоды, образы людей, действительно существовавших, а не призванных к жизни только воображением романиста.
Повести Льва Николаевича Гомолицкого можно отнести к двум группам. Одни из них, на которых явственно лежит отпечаток так называемого «общественного заказа»,– это проза, связанная с прошлым и настоящим столицы польского текстиля. «Белое Руно» и «Вечера над Лудкой», хотя и написанные в разные годы, связаны общим характером повествования. «Вечера над Лудкой» были дебютом Льва Гомолицкого, показавшего себя в этой книге хорошим польским прозаиком. Книга написана прекрасным польским языком. Ничто в ней не свидетельствует о том, что ее автор значительную часть своей жизни писал на другом языке и творил под влиянием иной национальной культуры.
Упомянутые нами книги, однако, не отразили на своих страницах творческой индивидуальности писателя. Между тем Лев Гомолицкий – писатель своеобразный, современный, обладающий собственным литературным почерком, личным взглядом на жизнь. Его повести, несмотря на реалистическую форму повествования, построены на глубоком реалистическом анализе. В Гомолицком многое от Федора Достоевского (по-своему понятого и прочитанного), и в то же время его касается неуловимая тень Серапионовых братьев. Понятно поэтому, что и «Белое руно» и «Вечера над Лудкой» не дают возможности показать автору свое интимное – то глубокое, которое впервые с огромной силой выступает уже во второй повести писателя «Бегство».