Соль под кожей. Том третий

Субботина Айя

Пока я смываю с себя косметику и растираю тело до приятной расслабленности в мышцах, разглядываю полки. Ни намека на женское присутствие. Понятное дело, что они могли приходить сюда просто на вечер или даже на выходные, как я, а для этого совсем не обязательно тянуть три чемодана. Но я все время примеряю ситуацию на себя.

Я бы точно наследила у Шутова, если бы этот придурок не был таким придурком.

Оставила бы у него все из существующих в мире следы своего присутствия.

А ведь обещала не думать.

Вытираю

волосы большим пушистым полотенцем, заворачиваюсь в него и даже посмеиваюсь, потому что в таком виде на мне как будто гораздо больше одежды, чем пару минут назад в той бессовестной ночнушке.

Выхожу в комнату.

— В квартире проверьте, — слышу голос Вадима из гардеробной.

Подслушивать не хорошо, но я перестала быть правильной девочкой примерно в тот день, когда один белобрысый придурок выловил меня из воды и поставил мою жизнь на очень неправильные, но чертовски подходящие для нормального существования в этом жестоком мире рельсы.

— Не наследите только, — продолжает Авдеев. — У меня девушка трепетная, узнает — башку мне открутит.

Я знаю — задницей чувствую — что речь обо мне.

Шестеренки в голове, получив порцию смазки для размышления, начинают быстро вращаться.

У Вадима есть ключи от моей квартиры.

Пока я валялась в больнице, он навел там порядок — разобрался с сигнализацией, сменил замки, вывел камеры наблюдения. Понятное дело, не своими умеющими зарабатывать большие бабки руками, но сам факт — ему вообще ничего не стоит попасть ко мне в любое время суток. Или дать доступ третьим лицам. Судя по всему, именно это сейчас и происходит.

Я не шокирована. И даже почти не удивлена.

У него должна быть причина для такого бесцеремонного вторжения в мою жизнь.

А еще я вдруг начинаю складывать все части этого пазла именно так, как нужно, а не в удобную для меня картинку.

Захожу в гардеробную.

Вадим стоит в той же позе, прижимаясь бедрами к столешнице, склонив голову так, что за проклятой челкой снова ни черта не видно его лица. Но мои шаги слышит сразу. Не дергается, как застигнутый врасплох школьник. Только пристально смотрит своими синими глазами, в которых какая-то часть меня до сих пор отчаянно хочет утопиться.

— Дэн, ты там совсем ёбу дал? — говорит в телефон, но смотрит на меня почти как расстрельный отряд — в упор, насквозь. — Правило номер два.

Я даже не собираюсь делать вид, что уйду.

— Дрочи. Говорят, помогает. — Это Вадим говорит с какой-то подчеркнутой злой иронией. Не безликому Дэну на том конце связи, а мне. — Все, звони только по делу.

Откладывает телефон, скрещивает руки на груди.

— Что за правило номер два, Авдеев? — Я не злюсь. Я просто не понимаю, зачем весь этот спектакль. — Типа, не трогать посуду в доме у женщин, которых ты облюбовал своей забитой?

—

Тебе вряд ли понравится ответ на этот вопрос.

— Звучит как «иди ты на хуй».

— Звучит ровно так, как я сказал.

— Что за чертово правило, Авдеев?

Нет, я все-таки злюсь.

Пазлы встали на место.

— Ты притащил меня на все выходные не для того, чтобы я устраивала полуголое дефиле, да? — Не знаю, зачем спрашиваю, если картина уже максимально четкая и понятная. — Надо было вытащить меня из квартиры?

— Погонять тараканов, Монте-Кристо.

— А сказать об этом сразу словами через рот, тебе яйца помешали?

— Ты еще красивее, когда злишься. — Обезоруживающая улыбка, но глаза потемнели до цвета штормового неба над океаном.

— Что за чертово правило, Авдеев? Хочу знать, в какие рамки я не укладываюсь.

— Ты укладываешься абсолютно во все рамки. Ты просто ни хрена не в ту сторону думаешь.

Встает. Идет на меня всем своим раскаленным и потрескивающим тестостероном. Только адская сила воли не дает мне отступить.

Берет за подбородок, задирая моле лицо к своему, так что голова откидывается до отказа.

— Ты же знаешь поговорку про тихий омут и чертей, Валерия?

— Я знаю, что ты ни черта не такой омут, Авдеев.

Хмыкает. Поглаживает большим пальцем мой подбородок.

— Дэн — мой лучший друг. Еще с тех времен, воспоминания о которых я таскаю на своей шкуре.

— Вот они — современные успешные селфмейд мужчины. — Это нервы, потому что его слишком много вокруг меня. Потому что тихий Авдеевский омут начал фонтанировать отборными чертями. — Правило номер один — сам погибай, а дом девушки товарища все равно прослушай?

— Нет, Монте-Кристо, правило номер один — мы ебем одну девочку один раз, без повторных свиданий, без обмена номерами телефонов, без встреч с ней один на один.

Твою мать.

— Правило номер два — вместе мы девушек друг друга не ебём. А ты, — скалит свой чертовски идеальный рот, — только мое, даже если формально трахать тебя я уже вряд ли смогу. И предвидя твой вопрос — нет, сексуальных фантазий на эту тему у меня не было. Только кровавые мальчики в глазах от мыслей, что ты все равно ускачешь к своему белобрысому умнику.

— Мне надо больше кислорода, долбаный ты испорченный мальчик. — Я не ханжа, но я просто в ахуе.

Мои слова не успевают потухнуть в воздухе, а Авдеев уже зарывает пальцы мне в волосы, сжимает в кулаке до моего легкого вскрика. Чтобы смотрела только на него, даже глаза закрыть не могла.

Большой, горячий, испорченный мужик.

Это же все на виду было. Весь этот бесконечный самоконтроль. Подавленная агрессия.

Чертовы грязные словечки, все-таки вырывающиеся из-за фасада максимально аккуратно скроенной картинки.