Солдаты
Шрифт:
своей воли ставший нашим союзником.
– - Я -- румын, господин полковник, и превыше всего ставлю национальную
честь своего народа, -- патетически проговорил Рупеску.
– - Мадьяры оскорбили
эту честь, и моя совесть не позволяет мне быть к ним снисходительным. И я...
И я никому не позволю...
– - Успокойтесь, пожалуйста. И разрешите мне усомниться в справедливости
наших утверждений.
– - Как вам угодно, -- сухо пробормотал генерал.
За окном,
генеральской свиты. Они говорили о русских, говорили без устали, неутомимо.
Русские по-прежнему возбуждали в них острый, иногда пугающий и всегда смутно
обнадеживающий интерес. Румынам было непопятно, отчего русские не дают им
бить мадьяр; непонятным было много из того, что делали советские солдаты. И
все же румыны чувствовали, что с приходом советских поиск в их страну
одновременно ворвалось что-то новое, возбуждающее, отчего должно произойти
какое-то важное изменение, и они догадывались, что это изменение -- к
лучшему. Повинуясь внутренней, еще не совсем ясной, но сильной воле, они все
более проникались уважением к советским бойцам -- ко вчерашним своим врагам,
о которых им все время говорили только плохое. Так же как когда-то у Георге
Бокулея, в душе румынских солдат пробудилась и росла, тревожа мозг и сердце,
непопятная сила, которая готова была вырваться наружу потоком сердитых,
негодующих слов к тем, кто их так долго обманывал. Солдаты были охвачены
чем-то могучим, совершенно незнакомым, еще до конца не осмысленным и не
осознанным ими, но уже не столь пугающим, как раньше. Они переживали
состояние детей, перед которыми впервые открывался огромный, неведомый,
захватывающе манящий и прекрасный мир. И то, что боярин Штенберг был убит
рукою какого-то их товарища, что еще утром беспокоило их и пугало, казалось
преступным, -- теперь представлялось закономерным, неизбежным и даже
необходимым, как закономерным, неизбежным и необходимым было все то, что
совершалось сейчас на их глазах.
Прислушиваясь к солдатскому гомону за окном, Демин, по-видимому, думал
как раз об этом.
– - И вам не уничтожить уважения ваших солдат к моей армии, к моей
стране, -- продолжал полковник, -- как бы вы ни старались это сделать. Я
должен, как представитель советского командования, заявить вам, господин
генерал, что вы и ваше правительство не выполняете условий перемирия.
Румынская армия, в том числе и ваш корпус, господин генерал, до сих пор
заполнены ставленниками Антонеску, явными и тайными агентами Гитлера.
Сторонников Антонеску, офицеров, вы повышаете в должностях, а его
противников,
терроризируете. Демократически настроенных офицеров вы увольняете из армии
или разжалываете в рядовые...
– - Это неправда!
– - Нет, это правда. Вот свежий факт. Почему вы сегодня отдали приказ об
отстранении от должности командира взвода Лодяну? Не потому ли, что он из
рабочей семьи и стоит за дружбу с нами и так же, как мы, ненавидит фашизм?
– - В его взводе скрывался и скрывается солдат, убивший ротного офицера
– - лейтенанта Штенберга. Лодяну отказался помочь следственным органам
обнаружить этого негодяя.
– - А зачем вы распорядились об увольнении командира роты Мукершану? Он
что, тоже был причастен к убийству?
– - Мукершану вел вредную пропаганду среди солдат.
– - Призыв к дружбе с СССР им считаете вредной пропагандой?
Припертый к стене, Рупеску молчал.
Демин колюче посмотрел на него, сказал:
– - У меня к вам больше нет вопросов, господин генерал, -- и, не
попрощавшись, вышел на улицу. Он быстро направился в штаб своей дивизии.
3
После занятия города советскими и румынскими войсками Мукершану, еще
утром сдавший роту другому офицеру, решил посетить шахтерский поселок,
раскинувшийся за смутно маячившими невдалеке многочисленными копрами. В
километре от поселка он встретил группу углекопов, сидевших на валунах и о
чем-то угрюмо разговаривавших. За плечами шахтеров были приторочены котомки,
в руках -- посохи.
– - Куда это вы собрались? -- спросил Мукершану, присаживаясь рядом с
шахтерами.
– - А вы кто будете? И какое вам до нас дело?
– - в свою очередь спросил
пожилой рабочий, откинув с головы брезентовый капюшон, которым укрывался от
мелкого холодного дождя, спустившегося с какой-то приблудной тучки.
– - Есть дело, коль спрашиваю.
Шахтеры с ленивым любопытством посмотрели на незнакомца, почуяв в его
голосе неподдельную заинтересованность.
– - Кто же ты, однако?
– - переспросил все тот же пожилой углекоп.
– - Солдат. Не видите, что ли?
– - Видим. Мало ли их тут бродит! Интересуетесь только вот зачем?
– - Сам рабочий. Вот и интересуюсь. Все по профессиональной привычке
поглядели на руки Мукертану. Удовлетворенные, загудели:
– - Не обманываешь, похоже.
– - А зачем мне вас обманывать?.. Покидаете, значит, шахты?
– - Мукершану
нахмурился.
– - Эх вы!..