Солнце больше солнца
Шрифт:
– Вот так и научитесь, - сказала она тоном распоряжения, продолжила тихо: - Мы достаточно побыли в центре внимания. После отбоя ждите меня в библиотеке. Если ваш сосед уйдёт на ночь, я пойду к вам.
Оставила его и была подхвачена одним из кавалеров. Маркел Николаевич в неисчезающем аромате её духов укусил себя подозрением: "Хочет посмеяться? Буду ждать и попадусь на обман". Вместе с тем порывами нападало ликование: "Какая стать! А если тело оголит..." - и он едва не зажмуривался мурлыкающим котом. Чтобы успокоиться, не видя её танцующей с другими, ушёл в палату, где сидевший на кровати Ростислав поделился:
– И почитать
– Позвала - иди. А я свою сюда приведу, - сказал, дружески улыбаясь, Неделяев.
– Ну, если так...
– согласился Ростислав, потянулся и подмигнул.
"А то бы ты не пошёл, променял ночь с новой бабой на чтение!
– насмешливо подумал Маркел Николаевич.
– Рисуешься передо мной - толстая она тебе!" Сам он не заметил толстух среди официанток.
После того как в коридоре выключили свет, Ростислав махнул соседу рукой, скользнул за дверь. Неделяев обул вместо сапог взятые из дома тапочки, неслышной поступью подался в библиотеку, замер в углу. Трое мужчин, один за другим, прокрались в темноте на женскую половину, потом открылась дверь оттуда, кто-то осторожно вошёл. Маркел Николаевич разглядел силуэт дамы, не вытерпел и громко шепнул:
– Вы?
Она быстро приблизилась, прошептала:
– Ну что ваш сосед?
– Ушёл.
Мимо них проскальзывали тени, она произнесла жёстко прозвучавшим шёпотом:
– Договор - никаких вопросов, замужем ли я, разведена, вдова, есть ли дети. Никаких!
– Да мне-то что, - проронил он, думая: "Ты хоть когда-нибудь улыбаешься?"
– Мне понравилось, что в вас нет никакой манерности, но есть внутреннее содержание. Вы и неотёсанный, и непростой. Таким со мной и будьте, - произнесла чуть слышно Нина.
– Пойдёмте.
Вдруг её рука прижалась к его паху, поползла вниз, нащупала, сжала. Мгновенно возбудившись до вскока плоти, он застыл, ошарашенный её бесстыдством. Она легонько похлопала по предмету, затем взяла Неделяева под руку, приникла к нему всем телом, он повёл её в свою палату.
Когда они вошли и он закрыл дверь, она бесшумно (была в тапочках) подбежала к окну, задёрнула занавески, шторы, включила настольную лампу. Встав перед ним, вонзив в глаза ему прожигающий взгляд, медленно обеими руками двинула по бёдрам вверх материю платья, ловко сняла его через голову - лишь секунду глаза её были заслонены. Не отводя их, кинув платье на стул, сделала шаг к нему. Его очаровали её розовые трусики с кружевами, такого он не видел и не представлял. Она в ловком приседании сняла их, бросила ему в лицо - он их поймал рукой падающими с носа, от них сильно пахло духами.
– Где твоя злоба? где хамство?
– рванулся её вздрагивающий шёпот.
Неделяев, швырнув трусики на стул, скинул с себя одежду - голая дама отскочила, повернулась спиной. У него запели мускулы, всё тело разрывалось от силы: "Жопа - смерть мужикам! Только и вилять!" Дама и принялась играть выпертыми белыми тыквами, заводяще выдыхая:
– Хочется постегать ремнём? Стегай!
И он вдруг понял страстный позыв в себе - бить ремнём по этому сытому холеному бесстыжей красоты заду! Вытянув из сброшенных брюк кожаный пояс, стегнул по одному полушарию, по другому, стегал ещё, ещё. Она с чуть слышными стонами дёргала, вертела задом, заскакала на месте. Неделяев ударил ремнём почти во всю силу - нагая метнулась к кровати, встала на четвереньки, прогнула спину:
– Вьеби-и!
Он
Потом в тишине верещал сверчок, доносились ритмичные скрипы из другой палаты. Нина, лёжа ничком рядом с лежащим на боку лицом к ней Неделяевым, прошептала:
– Я необычная. И мне нужно так, как нужно мне, а не кому-то.
Он подумал: "Не всякий станет". А вслух сказал:
– Трусы немецкие?
– Угу.
– А платье?
– И не только. Есть у меня кое-что разное из Германии, - произнесла она спесиво.
– Ты была на войне?
Она ответила с гонором:
– Мне в Челябинске дел хватало вот так!
– приподняла голову, провела рукой по горлу.
"Такие, как Быков, поделились с тобой добычей, - подумал Неделяев, - может, он один из твоих ёбарей". Поколебался - спросить? И нашёл, что оно лишне.
Подошла пора для второго раза. Нина велела встать, передвинуть лампу на столе и повернуть абажур так, чтобы свет озарил то, что она предъявила, улёгшись навзничь, раскинув полные ляжки. Промежность была выбрита. Нина пальцами принялась, как это про себя назвал Неделяев, "дрочить сикель", сказала:
– Почему дом терпимости так называется?
Он, не зная, молчал, пересиливал возбуждение. Она, продолжая дрочить, приоткрывая рот в нарастающем блаженстве, выговорила с паузами:
– Там мужчина, который годен... если будет глядеть и вытерпит... выиграет деньги...
Неделяев не вытерпел (к тому же, деньги не ожидались), навалился на неё, а она вдруг охватила ртом его сосок с кожей вокруг, укусила столь больно, что он, чуть не вскрикнув, ударил её по лицу.
– Х-х-хам! зверь! бесись!
– моляще выдохнула она, щипая его с вывертом ниже пупка, другой пятернёй захватывая кожу на его боку, силясь отодрать.
Он влепил ей вторую, третью пощёчину, она, стремясь вывернуться из-под него, сладострастно выдохнула:
– Насилуй меня!
– и продолжала щипать.
Он схватил её запястья, оторвал от себя её руки, с силой развёл их, всунул колено меж её ляжек, которые она пыталась сомкнуть, другой ногой двинул её ногу в сторону. Женщина, сопротивляясь, напружинила тело, оторвала голову от постели и ухитрилась укусить его руку. Тогда он схватил её за горло, сдавил так, что она обмякла. Оба от усилий вспотели. Отняв от её горла одну руку, он запустил пятерню ей в промежность, раздвинул ногами её ноги, она опять стала сопротивляться, силясь сбросить его с себя, - он, наваливаясь, помогая рукой, всадил член. И тогда она, уже сама насаживаясь на него, упёрлась в постель пятками, обеими руками надавила на ягодицы Неделяева, поощрительно сжимая их мышцы. В ней оказалось столько силы, что, подмахивая, она едва не сбросила его.
В следующую ночь Нина, сняв платье и трусики, осталась перед ним в чёрных чулках, которые держались на подтяжках того же цвета, пристёгнутых к чёрному же поясу. Голые зад и петунья при этом подействовали на Неделяева по-особенному возбуждающе, белизна округлостей сводила с ума. Когда Нина стала крутиться на месте, поражая невиданно прельстительной, при чёрных чулках, наготой, он в горячечном порыве излупцевал ремнём до розовых полос её белоснежные окорока - женщина упала на кровать ничком, извиваясь, хотя он уже не сёк её, приподняла зад, подставив петунью, и принялась ловить втыки с прерывистым рыданием исступлённого наслаждения.