Солнце над Бабатагом
Шрифт:
Федин рассказал, как во время отсутствия Кудряшова его одолели дехкане просьбами помочь им избавиться от кабанов, расплодившихся в неимоверном количестве и уничтожающих сады и посевы. Он посылал несколько человек из хозяйственной команды, но помощь эта не принесла никаких результатов, потому что среди них не оказалось охотников.
— Попробуем создать охотничью команду, — предложил Кудряшов. — Отберем хороших стрелков… Это будет трудно, конечно, — тут же оговорился он. — Больше половины полка больны малярией. Каждый здоровый боец на учете.
В дверь постучали.
— Опять насчет кабанов, — сказал Федин вполголоса.
Он не ошибся. Старики назвались жителями кишлака Люкки, что в пятнадцати верстах от Юрчей. Один из них, с пышной белой бородой, стал рассказывать, что уже в продолжении многих лет возделывает фруктовый сад, считающийся лучшим в округе. Он вырастил даже финиковые пальмы. Но кабаны совсем обнаглели. Вчера, когда он работал в винограднике, в сад проник огромный секач-одинец. Увидев старика, кабан бросился на него.
Старик не растерялся и, схватив кол, нанес удар по рылу хищника. Все же кабан сильно ранил его в ногу.
Рассказывая это, старик, приподняв полу халата, показал глубокую рану, присыпанную жженой кошмой.
Ему пришлось спасаться по лесенке в летний шалаш, сооруженный на дереве. Но секач оказался только разведчиком. Вскоре в сад проникло целое стадо диких свиней с поросятами. Они принялись пожирать виноград, уничтожая плоды долгих трудов.
У другого старика кабаны съели весь посев джугары, и теперь он с семьей был обречен на голодное существование.
Федин, очень сильный по натуре человек, не мог переносить чужих слез, и теперь, видя плачущих старых людей, помочь которым он ничем не мог, только сильно сжал зубы и перевел взгляд на Кудряшова, словно прося у него поддержки.
Кудряшов обещал старикам, что полк сделает все возможное, чтобы уничтожить диких животных, и распорядился отвести пострадавшего в лазарет для оказания ему медицинской помощи.
— Прямо сам готов взять винтовку и пойти бить этих проклятых свиней, — сказал Федин, когда они остались одни, — Короче говоря, надо принимать какие-то решительные меры.
— И откуда их столько расплодилось? — подумал вслух Кудряшов.
— Басмачи. Только одни басмачи виноваты, — сказал комиссар, — Басмачи выкачали все оружие, ранее находившееся в кишлаках, и дехкане лишились возможности защищать свои посевы…
Кастрыко сидел в чайхане у Андрюшки. Андрюшка был молодой глуховатый таджик из кишлака Люкки, он не говорил, а кричал. Собственно, имя его было Али-джан, но кто-то из штабных командиров окрестил его Андрюшкой. Это имя так хорошо привилось к нему, что иначе его и не звали. Андрюшка проявил большие способности в изучении русского языка. Первой фразой, которой научили его штабные, была: «Поесть, попить, покурить — дело хорошее». Он отлично варил русский борщ. Это обстоятельство привело к тому, что почти все командиры, ранее посещавшие чайханщика Гайбуллу, постепенно перекочевали к нему.
— Налей еще чашку, — сказал Кастрыко.
— Чего ты шепчешь? — крикнул Андрюшка так, словно Кастрыко был шагов за сто от него. — Или
Он принял пустую посудину из рук Кастрыко, налил ее до краев и, поставив перед командиром, с обычной улыбкой на красном скуластом лице произнес:
— Поесть, попить, покурить — дело хорошее?
Кастрыко, собственно, было не до Андрюшки. Он наблюдал за дервишем в рваном халате, который с упорной назойливостью вымаливал подаяние у сидевшего поодаль начальника клуба, человека средних лет, с чисто выбритым, актерским лицом.
Каждый раз при посещении чайханы Кастрыко видел этого дервиша, и его поражало, что глаза юродивого иногда принимали совершенно осмысленное выражение, останавливаясь на нем настороженно-испытующим взглядом.
Получив мелкую монетку от начальника клуба, дервиш, закатывая белые глаза и бормоча что-то, подошел вплотную к Кастрыко.
— Что тебе нужно? — сказал тот сердито. — Не мешай! Поди прочь отсюда! Ну, кому говорю?
На страшном лице юродивого мелькнула улыбка. Понижая голос до шепота, он сказал по-английски:
— Наконец-то я вас узнал, Доктенек!.. Осторожно. Не подавайте вида… Я буду ждать вас за мечетью… На нас смотрят. Дайте монету.
Преодолевая охватившую его нервную дрожь, ирландец бросил дервишу серебряный полтинник.
Юродивый схватил монету и, зажав ее в кулаке, направился вниз по пустынному в это время базару.
— Что, разбогатели, товарищ командир? — спросил начальник клуба, наблюдавший всю эту картину. — Смотрите, так пробросаетесь!
— А ну его!.. — сказал Кастрыко. — Отвратительная физиономия. Видеть не могу. И должно быть, прокаженный. Весь аппетит перебил.
Он отставил чашку, расплатился с Андрюшкой и вышел из чайханы. Дервиш ждал на условленном месте.
— Послушайте, вы плохой разведчик, Томас! — обрушился он на него. — Какого черта, сэр, вы отпустили себе эту бородку! Она меня с ума свела! Я все приглядывался и думал, вы это или не вы!
— Позвольте, — перебил Доктенек. — Я не знаю, с кем говорю.
— Не знаете?.. Впрочем, я, конечно, тоже оброс. Вспомните в Кабуле в прошлом году. От кого вы получили документы на имя Кастрыко?
— А-а!
— Ну то-то… Шоу-саиб давно ждет вас.
— Где он?
— У Ибрагим-бека. Когда вы сможете выехать?
— Сегодня мы уходим в Бабатаг, и, пожалуй, это удобный случай.
— Конечно! По дороге вы отстанете. На переправа в Джиликуле вас будет ждать наш человек. Он сопроводит вас к Шоу-саибу. Ну, прощайте, Томас. Нам надо спешить. Желаю вам счастливо добраться…
Дервиш согнулся и, тяжело опираясь на посох, направился по пыльной дороге.
Известие о трагической гибели Абду-Фатто быстро пронеслось по всему Присурханью. И если Ибрагим-бек хотел его смертью устрашить население, то достиг совершенно обратного. В кишлаках поднялся глухой ропот. Дехкане жалели этого честного, справедливого человека, и хотя с опаской, но выражали сомнение в правильности действий Ибрагим-бека.