Солнце над Бабатагом
Шрифт:
— Слушайте! Сигнал играют! — сказал Кондратенко.
Они поскакали к холмам, откуда доносились настойчивые звуки трубы.
По привычному для глаза Вихрова движению, по тому, как пулеметчики, пригнувшись, сноровисто занимали огневые позиции, а рядовые бойцы, на ходу снимая винтовки, разбегались в стороны, он понял, что эскадрон переходит к обороне. «Зачем это? Почему оборона?»— подумал он. Его недоумение рассеялось, как только Иван Ильич показал ему в направлении Бабатага. Оттуда в густой пыли быстро приближалась большая колонна конницы. Теперь уже простым глазом
Лихарев со своим отрядом уже начал переправу через Сурхан, когда до его слуха донеслись далекие пулеметные очереди. Он прислушался: в долине шел бой. Зная Ладыгина как опытного храброго командира, Лихарев решил, что Иван Ильич встретился с крупной бандой басмачей, иначе он не перешел бы к обороне и не применил пулеметов.
Поговорив с Бочкаревым и высказав ему свое мнение, комбриг решил идти на выстрелы.
Отряд круто свернул на запад и двинулся рысью вдоль Сурханской долины…
Улугбек, хрипло дыша, бежал с веревкой на шее позади эскадрона. Конвоировали его два бойца: Литвиненко, молодой веселый малый, слывший во взводе затейником, и Меркулов, сверхсрочный командир отделения, донской казак лет тридцати. Оба они были очень недовольны тем обстоятельством, что им выпало конвоировать пленного и теперь не придется принять участия в схватке с басмачами.
Они ехали, мрачно переговариваясь между собой, и поглядывали на спотыкавшегося Улугбека.
Аркан, привязанный к седлу Литвиненко, натянулся и дернулся. Молодой боец оглянулся. Улугбек лежал без движения.
— Меркулов! — сказал Литвиненко. — Гляди, никак помер.
Казак подъехал, вынул шашку и слегка кольнул бандита в плечо.
Улугбек тяжело застонал.
— Живой. А может помирает, — сказал Меркулов. Он щелкнул затвором винтовки. — А ну, вставай, застрелю!
Палач не двигался, но в то же время зорко следил за бойцами из-за приспущенных век.
— Пристрелить его. Что с ним канителиться, — предложил Литвиненко.
Меркулов с удивлением посмотрел на него.
— Что ты?! — возразил он. — Разве можно! Мы же за него отвечаем.
— Значит, нам теперь из-за него оставаться?
— Зачем оставаться? Ты постереги, а я зараз проскочу доложу.
Меркулов погнал лошадь за ушедшим отрядом.
Литвиненко, нагнувшись с седла, смотрел на бандита.
«Видно, петля затянулась, — подумал он. — Дай-ка и его посмотрю».
Он слез с лошади, перекинув поводья на руку, и присел над Улугбеком. Но не успел Литвиненко коснуться шеи бандита, как тот со страшной силой хватил его кулаком в висок, вскочил, прыгнул в седло и умчался…
Возвратившийся Меркулов нашел лежавшего без сознания Литвиненко и выстрелом в воздух поднял тревогу. Но вблизи уже слышался шум перестрелки, каждый боец был дорог, и Лихарев не разрешил отправлять погоню, тем более, что Улугбек уже успел далеко ускакать. Оставив отряд в укрытии, комбриг с Бочкаревым и адъютантом поднялся на возвышенность. Всюду по холмам скакали пестро одетые
— Будем бить по ним с тыла, Павел Степанович, — сказал комбриг, опуская бинокль. — Только сначала надо предупредить Ладыгина. Он поддержит нас огнем.
— Ну что же, пошлем человека, — сказал Бочкарев.
— Разрешите мне съездить, товарищ комбриг? — предложил адъютант Житов, молодой стройный командир, недавно прибывший с командных курсов.
Лихарев быстро взглянул на него.
— Похвально, Алексей Семенович, — сказал он. — Только, смотрите, осторожно, чтобы вас не убили.
— А что моя жизнь, товарищ комбриг! Ведь это для пользы революции, — сказал Житов, краснея.
— Ну, хорошо, хорошо. — Лихарев ласково похлопал его по плечу и объяснил, куда он предполагает нанести удар и что требуется от Ладыгина.
Житов быстро спустился с холма, сел на лошадь и поскакал по каменистому руслу пересохшего ручья. Отъехав версты две, он поднялся на возвышенность и убедился, что выбрал правильное направление. Теперь ему оставалось проскочить с полверсты по открытому месту. Недолго думая, он толкнул лошадь в карьер. Но его сразу увидели. Наперерез ему пустились несколько басмачей.
— Стой! Стой! — кричали они, стреляя навскидку.
Житов, работая поводом, летел как на крыльях. Он уже видел летние шлемы залегших за камнями бойцов, которые махали руками и что-то кричали ему. Он был, казалось, в нескольких шагах от своих, когда словно железный палец толкнул его в спину. Лошадь оступилась и с маху покатилась по земле. Басмачи, выехав из оврага, с радостным визгом скакали к нему.
— Товарищи! На помощь! Ко мне! — закричал Житов, пытаясь освободиться из-под бьющейся лошади. Но бойцы уже бежали к нему. С вершины холма застрочил пулемет. Басмачи повернули и пустились вскачь по ущелью.
— Житов? Ты как сюда попал? Что случилось? — спрашивал Иван Ильич, помогая ему подняться.
Житов встал.
Тихим прерывистым голосом он стал передавать приказ Лихарева. С каждым словом лицо его все больше бледнело. Он пошатнулся, схватившись за Ивана Ильича.
— Что с тобой? Ты ранен? — спросил Ладыгин, увидев, как на груди Житова расплывалось широкое пятно крови.
Житов ничего не ответил. Он сполз к ногам командира и, откинувшись, вытянулся.
— Посмотри, куда его ранило, — сказал Ладыгин подбежавшему Кузьмичу.
Лекпом присел подле Житова.
— В грудь навылет, — заключил он, закончив осмотр.
— Тяжело?
— Нет. Должен поправиться.
— Ну, смотри, лечи его хорошенько, — сказал Иван Ильич. Он подхватил шашку и стал подниматься на холм, откуда Седов кричал ему что-то.
Сбив Ибрагим-бека, Лихарев, несмотря на то, что в эскадронах начали останавливаться уставшие лошади, уже несколько часов гнал банду на юг по Сурханской долине.
— Гони его, товарищи! Гони Ибрагима! — как всегда весело кричал он бойцам. — Гони, а то какие же мы будем буденновцы, я говорю! Гони и не давай ему передышки!..