Солнце встает над селом Дзауга
Шрифт:
Он приостановился недалеко от нее, повернулся спиной, и заглянул в слуховое окошко. Это был тот самый момент… Инга выскочила из укрытия, и подпрыгнув, пнула его ногой в спину. Все произошло мгновенно, как фотовспышка. У него сработала какая-то сверхъестественная реакция. Этот кин-конг был ловким, как дикая кошка. Тимур успел схватить ее, и они, обнявшись, полетели вниз, как две подбитые птицы.
Инга оказалась сверху, впечатав его спиной в сухие листья, засыпавшие палисадник. Он упал, по- спортивному самортизировав удар, тут же перевернулся и навалился на нее всем весом. В густой темноте глаза на его склонившемся лице мерцали неестественным люминесцентным
6.
Над городом занималась заря. День обещал быть ясным, и в такую погоду рассветы здесь были умопомрачительно красивыми. Тонким золотом окантовывались сначала силуэты ледников, затем угрюмые горные массы заливались стыдливым румянцем, и через минуту солнце, стремительно поднимаясь, разворачивало по всему горизонту свое пролетарское знамя.
Тимур загнал отцовский «Мерседес» в гараж и остановился посреди двора, любуясь рассветом. Сердце его каждый раз замирало от вида этой абсолютной, недосягаемой красоты. Молодое, нежное пламя, как некий вирус разрастаясь по всему небу, съедало последние отрепья ночной мглы. Он смотрел долго, пока глаза его не стали слипаться. Ночка все-таки выдалась бурная. Вряд ли кто-нибудь из его друзей появится сегодня в универе.
Габарай начал подниматься по ступенькам роскошного трехэтажного особняка, отстроенного в новомодном стиле – огромных кирпичных «новоосетинских» дворцов. В доме все спали. Добравшись до второго этажа, Тимур устремился по темному коридору к своей любимой спасительной берлоге, как вдруг заметил, что из-под соседней двери выбивается тонкая полоска света. Он задумчиво приблизился к ней, культурно постучал и заглянул внутрь…
Настольная электрическая лампочка горела желтым несвежим светом. Из-за стола торчала склоненная над тетрадями русая головка. Лицо Тимура буквально озарилось, словно подсвеченное изнутри небывалым, горячим, почти иконописным сиянием.
– Солнышко мое, ты уже встала? – в голосе его появилась глубина и необъяснимая дрожь. Он подошел к девочке сзади, наклонился и ласково поцеловал свежую, как утренний цветок щеку. Она протяжно и лениво засмеялась и обвила тонкой рукой шею брата. Синие глаза задорно заблестели.
– Как твои дела, Аля? – спросил он, с любованием гладя длинную лоснящуюся прядь. Она поморщилась и махнула рукой.
– А, хреново!
Тимур наставительно покачал головой.
– Ай- ай- ай! Как тебе не стыдно, хряпсик? Маленькие воспитанные красавицы не должны так гадко выражаться.
Она надула губки и легко пихнула его кулаком в плечо.
– Господи Боже! Когда же до тебя дойдет, что мне уже почти тринадцать!
– Ладно, ладно, солидняк, - он рассмеялся – Так в чем твои проблемы?
Она сразу помрачнела и отвернулась.
– Да так…
Тимур насупился и заглянул ей в лицо.
– Что, достает тебя кто-нибудь?
Она
– В школе кто-то?
– Нет.
– А что? Предки запаривают?
Алина вздохнула.
– Сны. Черт бы их побрал. Снова не могу спать. Как тогда…
– Опять чушь всякая снится? – он с пониманием смотрел ей в глаза.
– Да. Поэтому я встала так рано. Решила позаниматься перед школой. Не фига не рублю в этой вонючей алгебре.
Тимур с умным видом склонился над ее тетрадью. Иксы, игреки, дискриминанты… Перед глазами завертелись далекие школьные дни, уроки математики… Плешивый затылок Чирика - ублюдка, которому он однажды раскроил череп железным прутом… Математичка - жалкая, безгрудая кобылица, до одурения затраханная такими же босяками, как он… Дурманящий дым анаши. Первый разбитый мотоцикл… Синусы, косинусы… Ему тогда было тринадцать. И тогда уже давно никто не смел вякать против него.
– …это квадратные уравнения, - твердила Алина, тыкая пальцем в учебник. – Здесь нужно делать по формуле. А как избавиться от дроби?
Квадратные уравнения! Дерьмо собачье! Тимур подумал и отшвырнул тетрадь.
– Бросай ты эту дрянь к чертовой бабушке! Пошли лучше посмотрим видик, - он весело подмигнул сестре. Она смотрела на него с сомнением.
– Не знаю… Мне к девяти в школу.
– Начихать на школу!
Алина пожала плечами.
– Марго будет орать…
– Не мохай! – он ухмыльнулся – Твой брательник дома, а это значит, что предки - пластилин в наших руках. Вперед!
Он обнял ее за плечи, она его за талию, и они, смеясь, пошли из комнаты.
ЧАСТЬ 2.
1.
Яна сидела на кровати, обхватив голову руками, и остановившимися глазами исподлобья смотрела на подругу в кимоно, которая уже больше получаса с остервенением молотила по вбитой в стену лапе. Кожа на костяшках ее пальцев давно содралась, и они сильно кровоточили, но Инга словно ничего не чувствовала.
– Пожалуйста, остановись, - в очередной раз взмолилась Яна. Инга не реагировала. Удар, еще удар… Вдох- выдох… Это был не человек, а заведенный автомат без единой эмоции.
– Господи, я больше не могу этого выносить! – Яна подскочила и бросилась к ней.
– Отвали, - угрожающе рявкнула Инга, не сбавляя темпа.
– Успокойся. Пожалуйста. Не сходи с ума. Скоро вся общага сюда сбежится! – Яна попыталась схватить ее за рукав, но та одним легким толчком ноги отправила ее обратно на кровать. Прошло еще не менее пяти минут, прежде чем Инга, наконец, тяжело дыша, отошла от стены.