Солнечный рисунок
Шрифт:
Констебль выхватил справку из моих рук, впился взглядом и не выпустил, пока не дочитал.
— Это многое объясняет, — хохотнул он. — Мистер Лестрейд, мне кажется… Да нет же — я просто уверен: вам нечего делать на постоялом дворе моей хорошей знакомой — мадам Беркли.
— Удивительно, но я придерживаюсь точно такого же мнения! — восхитился его проницательностью я. — Вы на редкость здраво мыслите, господин констебль!
— Видишь, как всё здорово складывается, — снова осклабился Сто Одиннадцатый. — В таком случае выметайся
— Я бы рад, но у меня заплачено за две недели… Пусть вернут мои деньги и ноги моей здесь больше не будет!
Полицейский снова побагровел. Такими темпами я ведь и в могилу его сведу.
— Твои деньги останутся у мадам Беркли! Это послужит тебе хорошим уроком… Вечером я приду сюда ещё раз и проверю. Если увижу тебя, отведу в участок и повешу на тебя все преступления, которые найду!
Он развернулся и пошагал к выходу тяжёлой поступью сильного и уверенного в себе альфа-самца…
Ну-ну… Как говорится, ещё не вечер.
— Мне очень жаль, мистер… — заговорила мадам Беркли.
— Не надо оправдываться… Я всё слышал. Давайте сделаем так. Я отлучусь по делам, а когда вернусь — посмотрим… Вдруг господин констебль передумает?
— Вряд ли… Это констебль Кризи. Он упрямый как осёл…
— Пожалуй, с ослом его роднит не только упрямство… И всё-таки, пожалуйста, дайте мне второй шанс. В любом случае, в каталажку потащат только меня, — улыбнулся я.
— Вы здорово рискуете, мистер! Кризи слов на ветер не пускает…
— Я всё же попробую… Не ночевать же мне сегодня на улице… Кстати, насчёт завтрака констебль ничего не говорил… Я могу на него рассчитывать?
— Можете, — вздохнула женщина.
На завтрак подали пережаренные тосты и яичницу с беконом. Но кофе сгладил общие впечатления и повысил жизненный тонус.
Я был готов к приключениям, даже к первому в жизни самостоятельному путешествию по Лондону второй половины девятнадцатого столетия.
Спасибо памяти настоящего Лестрейда — я не знал, что такое языковой барьер и спокойно разговаривал на английском, из которого в прошлой жизни знал только пару-тройку общих фраз. Вот только истинный хозяин тела в столице своей родины бывал всего несколько раз и почти не ориентировался в городе…
Что ж, первым делом надо будет раздобыть детальную карту города и тщательно её вызубрить, встроенного «джи-пи-эс» и «глонасса» во мне не наблюдалось. Наверное, те, кто сыграл со мной эту шутку с переселением души, сознания… не знаю, как правильно сформулировать, забыли наделить меня такой способностью.
Правда, у нас с Лестрейдом было одно общее качество: не самая плохая память. Конечно, далеко не фотографическая, но подводила она меня редко.
Единственный минус: были в биографии Лестрейда какие-то моменты, о которых он даже думать не желал, и они становились для нас обоих белыми пятнами.
А ещё у меня, как у любого опера, было врождённое шестое чувство — пресловутая
Нет, я не мог предсказывать погоду и результаты матчей, не играл в лотерею и не тянул «счастливые билетики». Просто если на горизонте рисовались тучи, внутри сразу начинал звенеть тревожный колокольчик, и я тут же начинал вычислять, откуда и что мне прилетит.
Скотланд-Ярд к этому времени уже разросся до комплекса, состоявшего из нескольких зданий.
В далёком прошлом мне доводилось здесь бывать. Было это… вернее, будет — через сто с небольшим лет.
Тогда вовсю гремела пресловутая «Перестройка». Советский Союз и всё советское были в большой моде, девушки носили серьги в виде больших красных звёзд, а на трусах и футболках алели серпы и молоты.
Царили мир, дружба и жвачка. Обработка лоха в преддверии большой стрижки только начиналась, а пока все наши считали, что мы на всех парах мчимся в объятия большой семьи европейских народов.
Британские полицейские пригласили меня и целую кучу других офицеров и генералов милиции к себе в гости… В рамках «обмена опытом».
В числе Биг-Бена и прочих достопримечательностей была и экскурсия в Скотланд-Ярд.
Признаюсь, посмотреть было на что… Тем более на фоне того страшного бардака, что постепенно набирал обороты на моей Родине.
Тем не менее, для себя я отметил факт, что мы и сами с усами и во многих вещах смело дадим фору детективам её величества.
Компьютеры, техника, навороченные лаборатории — это, конечно, хорошо. Но всегда и всё решали увлечённые своим делом люди, я бы сказал — идейные.
Тогда мы были именно такими — идейными, в лучшем смысле этого слова.
Я пришёл в дежурку, назвал своё имя. Сержант сверился со списком, попросил меня подождать.
Минут через пятнадцать напротив меня вырос высокий мужчина в тёмном, почти чёрном сюртуке, у него был длинный нос, увенчанный очками, большие бакенбарды и причёска, навевавшая ассоциации с имиджем Элвиса Пресли позднего периода. Черный шелковый галстук украшала бриллиантовая булавка. Я, конечно, тот ещё ювелир, но что-то мне подсказывало: на зарплату полицейского такую не купишь.
Ещё он весил примерно килограмм на двадцать больше чем нужно (англичанин сказал бы, что примерно на сорок четыре фунта), но внимательный глаз отметил бы, что это тот случай, когда избыточная масса только придаёт человеку солидность.
— Мистер Лестрейд?
— С кем имею честь?
— Ричард Херб. Детектив. Мне поручено проводить вас в отдел и какое-то время побыть вашим ментором, пока вы не освоитесь…
— Что ж, рад нашему знакомству, мистер Херб. С удовольствием посмотрю, что тут у вас и как устроено.