Солнечный змей
Шрифт:
В этих заводях никто не решался «доить» пузырник – Фрисс не видел на распухших от сока стеблях ни одного лотка – никто и не срезал побеги, и огромные рокочущие «бочки» теснились на каждом склоне. Двухвостка задела краем панциря одну из них, и растение извергло поток масла, вмиг залив им всех путников. Алсаг взвыл – жижа эта пахла так же скверно, как вода под корнями пузырника.
– Та-а! А вот это плохо, – нахмурился Нецис, стряхивая с лица капли масла. Глядел он при этом на замшелый склон. Поверх мха блестела длинная и широкая полоса белой слизи.
Пузырник отступил к воде, оставив гребень насыпи жёсткому рыжему мху с пучками узких «листьев» на макушках голых побегов.
– Ждите нас тут, – попросил Нецис, развязывая тюки с припасами. – Флоне опасно идти дальше, а оставлять её одну нельзя. Создай им побольше воды, Фрисс.
– Мрря?! Фррисс, ты опять уходишь один? – навострил уши Алсаг. – Тебя опять поджаррят или обгррызут?
– Ладно тебе, – Речник взъерошил мех на его загривке. – Там будет Нецис. Отвратная местность, но ведь и ищем мы не полевой цветочек…
Вдали, за извивами Ламбозы, уже проступали очертания чёрных стен, многогранных башен и далёких оплывших холмов, укрытых волнами тёмно-зелёного мха. Во мху ярко блестели непонятные белые полосы – частая сеть со сбившейся ячеёй, узор без цели и смысла…
Двухвостку отпустили вовремя – чем ближе подходили к тёмным стенам, тем больше промоин, обвалившихся плит и просевших насыпей попадалось навстречу. Кое-где Фриссу даже жутко было идти – камень покачивался под ногами, а прочная дамба, укреплённая гранитом и базальтом, превращалась в цепь пружинистых грязевых кочек. Вода снизу прибывала, и белесый водяной мох уже не закрывал тёмные заводи. Речник смотрел на озерца и видел странное зеленоватое мерцание на дне и клубящиеся облака невесомой взвеси чуть выше воды, тянущие тонкие нити-щупальца к высокой насыпи. В тёмном мокром мху, устилающем откосы, копошилось что-то скользкое и пузырящееся, и всё чаще попадались широкие полосы – слизистые следы какой-то гигантской улитки. Когда следы проступили и на гребне насыпи, Нецис остановился и преградил Речнику путь.
– Аххса! Слизней тут немеряно, – покачал он головой. – Вот к таким полосам, Фрисс, нельзя прикасаться голой рукой… вообще к ним лучше никак не прикасаться. Тот яд, которым нас с тобой обездвижили, делают из такой вот слизи. Я обмотаю ноги листьями, а ты… пожалуй, Фрисс, тебе пора надеть сарматскую броню. Она очень хороша для таких мест.
Речник хмыкнул, с опаской посмотрел на слизистые полосы и странные тёмные провалы у самой воды – там, что ли, водятся эти слизни? Судя по следам, они немаленькие…
Сарматские фильтры не могли очистить воздух от гнилостных испарений – Квайя протекала сквозь них свободно, и всё же сквозь шлем скафандра на заводь, оплывающую Ламбозу и призрачную крепость смотреть было не так тоскливо – скорее, досадно. Речник уже начал строить в уме планы починки плотин, но вовремя опомнился – базальтовые стены Хлимгуойны уже нависли над ним, роняя к его ногам узкую чёрную тень. Зыбкий туман не мог спрятать город от полуденного солнца, но стены свет не пропускали – и Речник шмыгнул в «пасть» гигантской змеиной головы – городских ворот – и втащил за собой Нециса, на ходу теряющего сознание. «Змея» – как и каждый камешек стены – увешана была полотнищами пёстрого мха, в котором копошилось что-то склизкое. Мох хлюпал под ногами и внутри «головы» – и Речник посветил под ноги, прежде чем усадить Нециса наземь. А когда посветил, сажать передумал.
– Скоро пройдёт, Фрисс, – пробормотал Некромант, пошатываясь и болезненно жмурясь. – Ай-и, ин ат хайон гиса…
– Ничего, Нецис, – Речник перекинул его руку через своё плечо так, чтобы маг навалился на него всей тяжестью. – Тебя меньше корёжит в тени этих камней. Держись
– Будь осторожен с ползучими грибами, – прошептал колдун, цепляясь за Фрисса дрожащими руками. – Для них всё – еда.
Утопая по щиколотку в мокром, расплывающемся в кашу под ногами мху, Речник подошёл к выходу из туннеля ворот и выглянул наружу – и тихонько присвистнул. Он видел руины Эртану в зелёных путах, видел устланные мхом улицы Талкеннора – но здесь на него взглянула сочащаяся слизью топь. То, что издали виделось холмами, не превратилось в здания и вблизи – все стены покосились, осели, истрескались, и многоцветный мох поглотил их. Редко из-под мокрого ковра проступал камень стены, плита мостовой или звериная морда на барельефе. Местами мостовая проседала, и в провалах блестела вода, затянутая белесой поволокой. Вереница болотных огоньков выплыла из оконного проёма, занавешенного моховым полотном, и брызнула врассыпную, разлетевшись по заболоченным улицам.
Что-то заскрежетало в переулке. К воротам, цепляясь за стены и оставляя во мху глубокие борозды, плёлся огромный костяной голем. Его иссиня-чёрные кости кое-где прикрывала сталь, но трудно уже было различить, где что – с каждой кости и пластины свисал мох. Нежить еле ползла, изъеденная гнилью, её конечности судорожно подёргивались, одна лапа уже наполовину отвалилась и бессильно свисала, но голем не останавливался. Что-то ещё мерцало зеленью подо мхом, но то и дело гасло.
– Бездна… – выдохнул Речник, выставляя вперёд кулак с серебряным кольцом. Ворота для мертвяка были слишком узки, но он мог и выстрелить – из мха выступали какие-то потрескавшиеся трубки…
Тхэйга доползла до перекрёстка и остановилась, тяжело разворачиваясь. Крепления висящей лапы захрустели и окончательно распались, и конечность покатилась по моховому ковру к ногам Речника, слабо вздрагивая. Зелёные искры сыпались с места отлома, но быстро гасли. Голем побрёл вдоль стены, не заметив ни потери, ни чужаков в проёме ворот. Фрисс проводил его задумчивым взглядом. В голове кружились незнакомые мысли – что-то о полезном, но безнадёжно испорченном механизме. «Хэ! Так и сарматом стать недолго,» – покачал головой Речник, отгоняя морок.
– Обрати внимание на кости, Фрисс, – Нецис уже твёрдо стоял на ногах, и голос его не дрожал. – Особенно на место излома.
Он склонился над обломком и поворошил каменным лезвием мох. Прикасаться рукой к костям он не торопился – и Речник понял, что это неспроста, и встал поодаль. Мох отделялся неохотно, утаскивая за собой слои костяной крошки. Под ним, присосавшись к останкам голема, сидели полупрозрачные бородавчатые лепёшки. Вокруг каждой из них была ямка – в точности по форме её пупырышков. От прикосновения обсидианового лезвия лепёшки съёживались и неохотно отцеплялись от кости, падая в мох. Тут же, выпустив тонкие усики, они ощупывали то, на что упали, и проворно уползали в щели.
– Ох ты, Вайнег и его отродья! – вскрикнул Речник и на мгновение крепко зажмурился. – Что же, эта плесень съела мертвяка?!
– Та-а, синхи! Это ползучие грибы, Фрисс, – криво усмехнулся Некромант. – Для них всё – еда. Не давай им к тебе прилипнуть… впрочем, на обратном пути всё равно придётся собирать их с себя, как налипших пиявок после купания в тине.
Он выпрямился и огляделся по сторонам. Он и так был невесел, но вид Хлимгуойны, тонущей во мху, даже на него нагнал тоску. Пробормотав что-то на древнем языке, Некромант указал Фриссу на дальние холмы – эти сооружения были повыше остальных, и мох пока не смог скрыть их очертания – ступени высоких башен, острые шпили над ними.