Солона ты, земля!
Шрифт:
Стоявшие вокруг солдаты шарахнулись в стороны. Большаков побледнел. Он не был труслив. Но по лицу унтера понял, что тот не задумываясь ахнет гранату. И решительно захлопнул кобуру.
— Ну, подожди! — пригрозил он, уходя. — Мы с тобой еще встретимся.
— Дай Бог.
Вечером руководитель подпольного солдатского комитета Карпенко провел летучее собрание. Единогласно решили: довольно! И разошлись по ротам.
С наступлением ночи полк самовольно снялся с позиций и пошел — на Мельниково, а оттуда через Новичиху в Поспелиху. Оставленный
— Вас срочно вызывает к себе подполковник Большаков, — доложил он.
У Семенова сидели Карпенко, Меншиков, ефрейтор Петренко, пришедший в полк вместе с остатками отряда Большакова, и еще двое солдат, членов подпольной организации.
— Передайте подполковнику, что я не могу прийти, — сказал он связному. — Если я очень нужен, пусть придет ко мне.
— Правильно, — одобрил Карпенко, когда за посыльным закрылась дверь. — Ты, Петр Алексеевич, один вообще теперь не ходи никуда.
Через пять минут на квартиру явился сам Большаков. Пришел один.
— Я считал вас храбрее, поручик, — сказал он, переступив порог комнаты. — А вы нашкодить нашкодили, а прийти в штаб держать ответ струсили.
— Если вы пришли только за тем, чтобы обвинять меня в трусости, то можете считать вашу миссию законченной. Унтер покажет вам, где дверь.
— Нет, я пришел не за этим. Прикажите нижним чинам выйти, у нас будет чисто офицерский разговор.
— Нижние чины мне никогда не мешали, тем более не мешают сейчас.
— Они мешают мне, поэтому я прошу, чтобы вы их удалили.
— Не забывайте, подполковник, что не я у вас в квартире, а вы у меня.
— Хорошо, — согласился Большаков. — Тогда скажите, вы — большевик?
— Да, большевик и по убеждениям и по принадлежности.
— Тогда нам не о чем разговаривать… Поздно я вас раскусил.
— Поздновато…
Большаков направился к двери.
— Мой совет вам, поручик, побыстрее покинуть полк. Иначе я не ручаюсь за вашу жизнь…
— Благодарю вас, подполковник, за совет, но я в нем не нуждаюсь.
После ухода Большакова наступило минутное молчание.
— Бесстрашный, черт, — не без восхищения сказал Меншиков.
— А все-таки, когда я в тот раз замахнулся гранатой, он струхнул.
— Еще бы, у тебя такие дикие глаза были, любой испугается.
— Он один из тех, — вмешался Семенов, кого надо уничтожать безоговорочно, без суда и следствия.
Карпенко поднялся, подошел к Семенову.
— Сегодня ночью тебя попытаются арестовать. Днем не рискнут, а ночью — непременно.
— Ну и что ты хочешь? Чтобы я сбежал?
— Сбегать тебе не надо, а спрятаться стоит, — ответил Карпенко и добавил твердо: — Надо в ночь сегодня полк поднять, перебить Большакова, Зырянова, Ширпака и вообще всю их компанию, послать гонцов к Мамонтову и присоединиться к партизанам.
—
В четыре часа ночи Семенов вывел на площадь два взвода учебной команды, в которой больше, чем в других подразделениях, было революционно настроенных солдат. Он объявил им решение подпольной большевистской группы о восстании в полку. В это время подбежал ротный командир поручик Михайловский.
— В чем дело? Кто вывел взвода?
— Предлагаю вам, поручик, сдаться, — наставив в грудь своему ротному наган, сказал Семенов. — Полк восстал и присоединяется к партизанам.
— Это предательство! Не позволю…
Семенов нажал спусковой крючок — Михайловский, взмахнув руками, упал навзничь.
— Первый взвод! — скомандовал Семенов. — Окружить штаб и центральную телефонную станцию! Второй взвод — захватить батарею!
Через десять минут были перерезаны провода телефонной связи, а по окнам штаба началась стрельба. Батарею захватили без выстрела. Часовой, стоявший около орудий, не только не сопротивлялся, а, наоборот, помог солдатам поснимать замки. Услыхав около штаба стрельбу, артиллерийские офицеры бросились к батарее, но засевший там второй взвод открыл по ним огонь и почти всех перебил.
В это время в стрелковых ротах солдаты вылавливали своих офицеров. На них устроили настоящую облаву, как на волчий выводок. Не удалось захватить только
Большакова с группой штабных офицеров и его друзей? — они с вечера уехали на станцию, где стоял бронепоезд «Сокол».
К утру село было в руках восставшего полка. К нему присоединился и 46-й полк, куда еще накануне были посланы Меншиков и Петренко с двумя другими членами подпольной группы.
Утром же Семенов снарядил двенадцать конников с донесением к Мамонтову. Но едва они выехали из села, как были перехвачены засевшими на станции офицерами и уланами.
Днем Большаков повел уланов, егерей и добровольцев в наступление на восставшие полки. Но их атаки были без особого труда отбиты солдатами. В свою очередь Семенов, ставший теперь во главе обоих полков, повел их в контрнаступление на станцию, выбил оттуда Большакова, захватил бронепоезд, команда которого при приближении солдат выкинула красный флаг.
Со станции Семенов на личных конях бежавшего престарелого генерала Степняка отправил к Мамонтову ефрейтора Петренко и Меншикова со следующей запиской:
«Станция и село Поспелиха в руках восставших солдат 43-го и 46-го полков. Прошу как можно скорее дать мне помощь, ибо отступившие добровольцы, егеря, белые уланы обложили нас кольцом».
Провожая друзей с донесением, Семенов наказал:
— Коней передать в подарок лично Мамонтову.
На второй день в обед к Поспелихе подошел кавалерийский эскадрон партизан, а к вечеру приехал сам Главнокомандующий партизанской Красной Армией Алтайской губернии Ефим Мефодьевич Мамонтов со 2-м Славгородским полком.