Солона ты, земля!
Шрифт:
Данилов видел, как обхватив руками голову, сидел секретарь томского горкома. Вспомнились слова Матросова: «Непременно кого-то исключать будут…» Да, наверное, томич последние минуты держит партийный билет. Сейчас Аркадий Николаевич очень сочувствовал своему коллеге, понимал его — даже при самом страстном желании разве так просто распознать врага? Вон в девятнадцатом году, когда конспирация и отбор людей были основой основ построения партии, он и то пропустил в подпольную организацию провокатора. Не только пропустил, но и потом выдвинул командиром самого крупного партизанского отряда.
И только когда тот убил комиссара, распознали его подлинное лицо.
— Я вынужден сообщить
Минуту-две висела гнетущая тишина. Слышно было даже, как за окном чирикнул воробей. Весь зал сидел, нагнув головы. Потом скрипнул стул, поднялся заместитель председателя крайисполкома Хварц, с лицом аскета, с густыми жесткими волосами. Укоризненно поглядел на томского секретаря.
— Я считаю, цэка правильно поступил с секретарем того райкома, о котором сейчас читал Роберт Индрикович, и я предлагаю товарища Селектора тоже снять с работы и исключить из партии.
— Я поддерживаю товарища Хварца, — с места вставил второй секретарь Сергеев, сидевший рядом с Грядинским.
Данилов поднял голову и сразу же встретился со взглядом секретаря Северного райкома Матросова. Тот слегка вздернул бровь — дескать, что я говорил! И тут же опустил глаза.
Аркадий Николаевич чувствовал себя придавленно. Он вдруг показался себе таким мизерным человеком, что даже растерялся.
— Какие еще будут предложения? — спросил Эйхе. — Мне кажется, исключить товарища Селектора из партии и снять с работы мы всегда успеем. А вот пусть товарищ Селектор выправит положение у себя в городской партийной организации…
У многих секретарей разогнулись спины, посветлели глаза. Данилов сразу заметил это и тоже облегченно вздохнул.
Вторым вопросом был их — вопрос сельхозотдела. Дыбчик, поминутно вытирая обильно выступающий пот, торопливо, заглатывая концы слов, докладывал «о ходе поступления натуроплаты по Караканской МТС Сузунского района». Он говорил, что колхозы МТС, закончив давно уборку, до сих пор еще ведут обмолот хлеба,
Михеев, усталый, небритый мужчина за сорок, в порыжевших яловочных сапогах, не оправдывался. Он вяло говорил о том, что запасных частей в МТС мало, поэтому техника больше стоит, чем работает. Нет ремонтной мастерской. Трудно было понять: или он самое малое пять суток подряд не спал» или такой уж от рождения меланхоличный, равнодушный ко всему, даже к своей судьбе.
— Что касается засыпки семян, — несколько оживился он, — то и сейчас считаю, что распоряжение дал правильное.
Он оглянулся на свой стул, медленно опустился на него. И уже сидя сказал:
— Все.
Данилов не вытерпел, спросил:
— Вы давно в отпуске были?
Вопрос прозвучал так необычно, что все повернулись к Данилову. Михеев тоже удивленно поднял брови.
— А никогда еще не был.
Прения длились несколько минут. Два-три выступающих повторили в основном то, что сказал Дыбчик, причем каждый считал своим долгом подчеркнуть, что товарищ Михеев до сих пор не понял и по-прежнему стоит на антигосударственных позициях и что бюро крайкома и президиум крайисполкома не могут с этим мириться.
Поднялся Эйхе.
— Есть такое предложение: за преступную бездеятельность и оппортунистическое благодушие в деле взыскания натуроплаты и за антигосударственные действия, ведущие к срыву хлебосдачи колхозами, директора Караканской МТС Михеева с работы снять, из партии исключить, предать суду. Второе — предупредить всех директоров МТС, что если в ближайшее время не наступит решительного перелома в деле взыскания натуроплаты, крайком и крайисполком вынуждены будут принять по отношению к таким директорам суровые меры… Какие будут суждения?
Данилов был просто ошарашен. Он встал.
— Мне кажется, тут поспешность не нужна. Надо обстоятельней разобраться. Это слишком резкие выводы.
— Что же вы не разбирались, товарищ Данилов? — сухо возразил второй секретарь Сергеев. — По вашему же отделу проходил вопрос…
Потом обсуждали еще вопросы, еще и еще. Уже за полночь Данилов шел домой разбитый. У него кружилась голова, чуть поташнивало.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
На оконном стекле — целая заросль. Мороз щедро наделил свои диковинные злаковые гибриды вершковыми колосьями и тучными, как фасолины, зернами. Тут же и папоротники, хвощи и даже пальмы. Такой дендрарий возможен только в сказке да здесь, в Сибири, зимой.
Александр Петрович Сахаров, положив на стол руки, задумчиво смотрит на заиндевевшее окно. В кабинет доносится гул детских голосов, топот ног — такой обычный и такой естественный шум. Без него, без этого привычного гомона, Александр Петрович не представлял свою жизнь. Но задумался сейчас он не об этом. Он думал о новом завуче. Этот сухопарый человек, с острым подбородком и тонкими губами за полторы учебных четверти в школе успел противопоставить себя почти всему коллективу учителей. С первых же уроков невзлюбили его и ребятишки — а они почти не ошибаются в своих симпатиях и антипатиях.