Солона ты, земля!
Шрифт:
— Катя… Катя… Вставай ужинать.
— Спит, не тревожь ее. Намерзлась за дорогу…
А утром в райкоме, в людской сутолоке кто-то стиснул ее локоть. Обернулась — он, осунувшийся за эти две недели, но улыбающийся.
— Здравствуй, Катя.
Вспыхнула от неожиданности, смутилась. Не успела ничего ответить. А он уже пробирался дальше, здоровался с другими, громко спрашивал:
— Товарищи, все зарегистрировались? Проходите в клуб, скоро начинать будем…
Потом они сидели в президиуме рядом. Сергей после доклада был заметно возбужден. Катя краем глаза следила за каждым его движением. С первой же минуты почувствовала, что у Сергея хорошее настроение, что не без удовольствия слушает он, как бодро один за другим
Эти мысли и бодрые речи делегатов настраивали Сергея благодушно.
Конференция проходила почти триумфально — сплошь победы, сплошь рапорты о хороших новых начинаниях — время такое, что даже этот, отдаленный сибирский район захлестывала волна энтузиазма первых сталинских пятилеток, волна стахановского движения, раскатившаяся с далекого Донбасса.
— Товарищ Сталин выдвинул лозунг: «Кадры решают все! — между тем говорил с трибуны молодой агроном райзо, длинноволосый, в очках и галстуке. — Вслед за Алексеем Стахановым, в четырнадцать с лишним раз перевыполнившим норму, появился на горьковском автозаводе Бусыгин, на железной дороге — Петр Кривонос, в текстильной промышленности — сестры Дуся и Маруся Виноградовы, которые вместо десяти станков стали работать на ста четырнадцати каждая. Появились ударники в сельском хозяйстве. Это — украинская колхозница Мария Демченко. — Парень, то и дело тыкавший пальцем в переносицу, поправляя сползавшие очки, вдруг сдернул их и уставился в зал по-стариковски тусклыми, невыразительными глазами. — В счастливое время живем мы, товарищи. Всенародное движение за перекрытие норм нашло поддержку и у нас в районе. — Агроном снова водрузил на нос свои большие очки и стал опять привычным, глазастым. — Петуховские комсомольцы, например, нынче осенью взяли обязательство провести обмолот убранного простейшими машинами хлеба за две недели. И выполнили это обязательство. Это, товарищи, заслуживает всеобщего одобрения и поддержки.
В конце председательствующий Урзлин предоставил слово новому секретарю райкома партии Переверзеву. При Данилове его мало знали, слишком незаметным был. И сейчас рассматривали его с любопытством. Сутулый, с густой сизой синевой бритых щек и сросшимися на переносье бровями, он многим показался мрачным, нелюдимым. Но стоило ему заговорить, как первое впечатление мгновенно исчезло. Голос у него был приятный, слова цеплялись одно за другое легко и свободно: они катились по залу, словно бусинки по ниточке — кругленькие, отшлифованные, сверкающие. И речь его как ожерелье, разноцветная, переливистая. Новый секретарь говорил о всенародном трудовом подъеме, о счастливой жизни, в которую вступили советские люди и, в частности, колхозное крестьянство.
— Но враги народа, — говорил он, все больше и больше завладевая залом, — не хотят пустить нас в светлое здание социализма, на каждом шагу строят нам козни, вредят. Эти враги коварные…
— Вы нам хоть одного покажите, — выкрикнул кто-то с места. — Хоть бы посмотреть, какие они бывают!
— Правильно! — поддержал другой голос из самого угла.
Переверзев выждал тишины. Продолжал:
— Враги не ходят сейчас, как во времена коллективизации, с обрезами под полой. Поэтому разоблачить их очень трудно. Они — волки в овечьей шкуре! Они живут среди нас, пьют, едят вместе с нами, выступают с трибуны, говорят правильные речи, нас же призывают к бдительности, а между тем вредят. Поэтому каждый из нас обязан быть бдительным, каждый должен выявлять
— А у нас в деревне некого разоблачать, — не то с сожалением, не то с обидой негромко вставил чей-то голос, воспользовавшись паузой.
Переверзев поднял голову, посмотрел в сторону говорившего. Повернулись многие и в зале.
— Правда, — несколько смущенно добавил поднявшийся николаевский секретарь Виктор Шевелев. — У нас в Николаевке все свои. Все друг дружку с детства знают. Как же нам быть тогда? — развел он руками.
— Да, положение у вас хуже губернаторского, — услышал Сергей чей-то насмешливый голос.
В зале засмеялись.
Переверзев сдвинул брови. Он говорил еще долго, рассказал, как был разоблачен кладовщик «Сельхозснаба» Прокофьев, подсыпавший песок в автол и травивший колхозные семена. Рассказал, как за последние два месяца новый состав райкома партии разоблачил несколько двурушников, пробравшихся в партию. Но он видел, что романтичная молодежь, хотя и слушает с открытым ртом, но относится ко всему этому как к захватывающей завиральной истории.
«Действительно, пока они не увидят своими глазами результаты вредительской деятельности и самого врага, пойманного с поличным, они будут настроены так благодушно», — решил секретарь райкома, заканчивая свое выступление.
После конференции смотрели кино. Сергей сидел рядом с Катей в затемненном зале и с удовольствием, какого не испытывал раньше, сознавал себя не прежним деревенским гармонистом и заводилой, а серьезным, солидным человеком в паре с хорошей девушкой. А еще бы лучше, если бы Катя была женой — это выглядело бы сейчас солидно, он вообще уж не мальчик…
После кино он провожал Катю к ее родственникам. Она всегда у них останавливалась, и Сергей хорошо знал, низенький домик за густой зеленью палисадника. Но сейчас, за старым штакетником полно снегу, домик, казалось, еще больше осел, зарывшись в сугроб. Было тихо… Сзади еще бормотало, укладываясь спать, село. Они остановились у калитки. Катя положила руки ему на плечи, смотрела на него ласково и задумчиво.
Над домом что-то монотонно жужжало, как муха в окне.
— Что это? — спросил Сергей.
Катя словно очнулась:
— Где? A-а… Это Юрка, мой двоюродный братишка, двигатель мастерит ветровой. В пятом классе, учится, хороший мальчишка. Уже сейчас готовится в летчики. — Катя засмеялась. — Вчера пришел со слезами из школы. Говорит, модель сломал: вырвалась из рук, ударила завуча по лысине и разбила стекло.
— В здешней школе хороший кружок авиамоделистов. Я недавно был там… Как, говоришь, его звать? Юра? Не Колыгин?
— Колыгин.
— Знаю я его. Такой сероглазый мальчуган с кудряшками. Я ему грамоту райкома вручал. Его модель с резиновым мотором дольше всех летала. Молодец.
В эту минуту Сергей Новокшонов и не подозревал, что через много лет судьба снова сведет его с Юрием Колыгиным, сойдутся они на узкой дорожке и на всю жизнь, до конца дней своих запомнит Сергей это имя…
— Крайком что-нибудь ответил на твое письмо? — вдруг спросила Катя.
— Обещали скоро вызвать на подготовительные курсы при совпартшколе…
Монотонно жужжала вертушка над головой.
Домой Сергей ушел лишь после третьих петухов.
3
После отъезда Данилова кончилась для Сергея вольготная жизнь. Новый секретарь не терпел «самодеятельности». Буквально на второй же день он вызвал Сергея.
— В работе нужен порядок, — сказал он. — Ты всегда должен знать, где в любой момент находится каждый твой работник, и твой аппарат обязан знать, где находишься ты. — Сергей отметил, что при Данилове Переверзев обращался к нему на «вы». — Дисциплина — залог нашего успеха. Красная Армия тем и сильна, что в ней железная дисциплина. А комсомол должен готовить для армии молодежь дисциплинированной.