Солона ты, земля!
Шрифт:
— Ты чего? — взяла его под руку Лада.
— Лада! Посмотри: лошадь! И телега! Ты только посмотри! А как скрипит телега! Это… это же музыка! Это же симфония русской деревни!
Лада удивленно повернулась к мужу. Лицо у него было растроганное.
— Ты, наверное, не понимаешь этого, да? — спросил он. — А у меня все это вот здесь, в сердце.
Подвода поравнялась с ними. В бричке сидел дед Охохо, дымил как паровоз огромной цигаркой из наикрепчайшего самосада, охал после каждой затяжки и сердито покрикивал
— Здорово, дед! — обрадовался ему Сергей.
Дед натянул вожжи. Уставился на городского парня.
— Не узнаешь?
— Постой, постой, да это никак Серега!
Сергей засмеялся:
— Он самый.
— Где ж тебя узнаешь такого?
— Ты куда едешь, деда? Дай я немного поправлю, соскучился я… Садись, Лада, до рощи доедем.
Дрогнули руки, когда их коснулись плетеные ременные вожжи, запершило в горле — не вздохнешь, не выдохнешь. Боже мой, да как же это жить-то без всего этого! Несчастные же люди горожане…
— Соскучился, говоришь? — спросил дед Охохо, когда бричка, тарахтя и колыхаясь, покатилась дальше. — Оно, Серега, того… свое земное-то к себе и тянет. Ей вон, касатке, — кивнул он на Ладу, — должно, ни к чему все это. А ты вон загорелся. Мужик — одним словом! Сколько ни езди там по городам, а к земле-матушке тянет. — Дед особо усердно пыхнул цигаркой, охнул, разинув рот, И закатился надолго с хрипом и бульканьем.
Лада испуганно смотрела на посиневшего, задохнувшегося в кашле старика. Ей казалось, что он вот-вот испустит дух. Когда тот, наконец, вздохнул, Сергей спросил:
— Ты все еще такой самосад куришь, деда?
— Такой, с девятой гряды от бани…
Лада участливо посоветовала:
— Здоровье-то беречь надо, дедушка!
— Вот я его и берегу, поддерживаю, милая. Как примешь такого деруну, так на душе и полегчает. Прочистит все… Так, говоришь, соскучился? Месяц назад вон приехал внук мой Костя. Так тоже, не успел с машины соскочить, а уж хвост трубой и — по селу. Покеда круг не дал, в избу не зашел. Первую же попавшуюся собаку кинулся целовать. А опосля добежал до речки — ребятишки там сидят удят — подбежал к мальцу, дай, говорит, порыбалю. А у самого, так же вот, как и у тебя, сердешного, руки трясутся…
Вечером пришли вернувшиеся с поля друзья Сергея Николай Шмырев, Костя Кочетов, другие ребята.
Давно мать Сергея не слышала такого шума в избе. Даже Николай Шмырев, после исключения отца из партии и ареста, ходивший мрачный и нелюдимый, повеселел, впервые за восемь месяцев заулыбался.
— Жениться не думаешь, Николай? — спрашивал Сергей, похрустывая сочным малосольным огурцом.
— Пока нет. Не до женитьбы. Семья сейчас у меня на руках.
— А с учебой как?
— Какая может быть сейчас учеба!
— Заочно
— Заочно разве только. Тяжело ведь будет.
— Что поделаешь. Учиться все равно надо.
— Это конечно. Правильно. Подумаю. Может, в техникум на агронома поступлю. А ты после учебы куда думаешь?
— Как куда? Обратно сюда же, в район.
— В городе не думаешь оставаться? Сейчас ведь все в городе пристраиваются. Никак не хотят в деревне жить…
— Ну и пусть себе пристраиваются, а мы с Ладой, — он обнял жену, улыбнулся ей, — приедем сюда. Правда?
Лада, с интересом смотревшая на друзей мужа, кивнула согласно:
— Здесь очень хорошо…
Однажды на улице Сергей встретил Лизу. Поздоровался. Она остановилась и взором, полным невыстраданной тоски, смотрела на него не таясь. Лада еще крепче прижалась к мужнину плечу, словно боясь, что Сергея могут отнять у нее. Когда чуть отошли, спросила:
— С этой девушкой ты, наверное, когда-то гулял?
Он подумал, будто припоминая или не решаясь, говорить или нет.
— Давно это было.
— А она до сих пор любит тебя.
— Может быть, — равнодушно ответил Сергей.
— А у тебя много тут осталось таких? — допытывалась Лада.
— Здесь нет никого больше.
— А где есть?
Сергей опять помедлил. Он вспомнил Катю. Вспомнил и удивился, что показалась она ему такой же далекой и чужой, как и Лиза.
— А ты, собственно, чего допытываешься? — улыбнулся он.
Лада, заглядывая на него, ответила:
— Хочу знать степень своего счастья: у скольких я тебя отбила.
Сергей засмеялся.
— Можешь считать себя самой счастливой.
— У многих, значит?
Он промолчал.
За полторы недели, проведенные дома, Сергей побывал и на уборке — два дня скидывал с лобогрейки, — и на молотьбе постоял день у барабана, и даже в ночном встречали они с Ладой утреннюю зарю.
Друзья проводили их по-настоящему. Сергея, почти никогда не пьяневшего, на этот раз едва подсадили в кузов автомашины. Лада смеялась, глядя на пьяного мужа.
— Ты смотри, Лада, чтобы дорогой не овдовела, — шутил, к удивлению многих собравшихся, Николай Шмырев. — Вывалится через борт муженек-то.
— Я всю дорогу не отцеплюсь от него. За шею буду держаться, — смеялась Лада. — Падать — так уж вместе будем.
Ребятам жена друга понравилась, первая жена в их закадычной холостяцкой компании. Искренностью своей и непосредственностью понравилась. Мать же, наоборот, осталась недовольна снохой. Проводив молодых, утром у колодца говорила соседке:
— Городская. За полторы недели ни разу пол не вымыла. К печке не подходила. Ученая. Должно, и стряпать-то не умеет. — Но, подумав, добавляла — А рассудишь, так и ничего вроде. Были бы между ними лад да любовь, и