Сорока на виселице
Шрифт:
– Кажется, «селестин», – ответил Кассини. – Ликер с Селесты, его делают из эндемичных фруктов… что-то вроде земной папайи. Очень сложная технология, два года тончайшей ферментации.
Кассини не смотрел в глаза, я заметил это, он смотрел мимо. И говорил негромко, ровно, с легким усилием, словно у него болело горло и приходилось каждое слово выталкивать.
– Значит, тупик и надругательство, – уточнила Мария.
– Безнадежный тупик и немыслимое надругательство, – подтвердил Кассини.
Он допил коктейль и разгрыз лед.
–
– Это и ужасно. – Кассини обмахивался салфеткой. – Синхронная физика – это катаракта на глазах человечества. Сонный паралич, от которого мы должны наконец, собравшись с силами, очнуться…
Постыдная болезнь современного общества. Уродливая мутация квантовой механики, улыбчивая юнгианская ломехуза, доппельгангер, эрзац доппельгангера. Чудовищная ошибка. Похоже, что Кассини потратил время путешествия на «Мыши Ахиллеса» не только на коктейли.
– …кривоногий шаман вторичности, виртуоз суггестивного йодля, копромонгер, шулер со степенью, фигляр, фальшивый пророк-однодневка, свидетель деградации, интеллектуальный пигмей, сеятель мракобесия…
Перечислял Кассини, иногда слегка повторяясь, не повышая голоса, словно перебирая давно отполированные четки.
Пигмей на доверии, коновал сомнительных практик, презренный тать-симулянт, роковой инкуб лженауки. «Роковой инкуб лженауки» мне особенно понравился, наверное, потому, что представить такое было трудно. Кассини ругался, как каботажный капитан.
Парализованный каботажный капитан.
Из Нантакета, вспомнил я. Здесь хорошо. Они мне нравятся.
– Мне кажется, вы несколько преувеличиваете… – сказала ошарашенная подобным натиском Мария.
Кассини ухмыльнулся.
– Я не преувеличиваю, я провожу простейший, но показательный эксперимент, – заявил Кассини. – Чтобы продемонстрировать…
Он поболтал в стакане нерастаявший лед, не удержался, закинул на язык еще кубик.
– В соответствии с постулатами науки, представляемой Уистлером и его бандой, между мной и им в данный момент должна протянуться нелокальная смысловая связь. Если эта связь физически реальна, то Уистлер должен вот-вот появиться.
– А зачем он вам? – спросила Мария.
– Зачем мне Уистлер?! Затем, что из-за него я здесь! Я работал…
Кассини поперхнулся, выплюнул кубик на пол.
Мы обернулись – со стороны холла приближался Уистлер. Бодрой походкой. Барсик плелся за ним, шагах в четырех.
– Добрый день, – приветливо сказал Уистлер. – И вам, Рольф. Вы меня что, ругали? У меня последние полчаса пренеприятнейше горели уши…
– Это что, розыгрыш?
Кассини уставился на меня.
– Не понимаю…
– Вы что, ему сообщили? – с обидой спросил Кассини.
Уистлер наблюдал.
– Я не сообщал…
Я растерялся, Мария пришла на помощь:
– Вы же сами хотели его видеть, чем вы теперь недовольны?
Кассини молчал.
Уистлер взял книгу.
– Блеф,
Уистлер вернул книгу на стол. Кассини покраснел и принялся рвать салфетку, кидать обрывки на пол. Барсик нюхал обрывки и катал их по полу черной лапой.
– Мне не нужна помощь.
– А я могу доказать, что синхронная физика не блеф, – сказал Уистлер серьезно. – Это весьма несложно.
И принялся разминать кисти, словно собирался хорошенько Кассини врезать. А я вспомнил, что синхронные физики, среди всех остальных физиков и прочих ученых, отличаются самым необузданным образом поведения, и на всякий случай приготовился вмешаться.
– Извольте, маэстро, мы все в необычайном внимании! – Кассини сделал приглашающий жест.
Уистлер подышал в ладони, потер их о шорты и предложил:
– Подумайте об артишоках.
Кассини покивал и сложил на груди руки. На лице у него образовалось выражение снисходительного сомнения, если я правильно распознал.
– Подумайте об артишоках, – повторил Уистлер.
Я подумал. Представил себе артишок. Зеленый, колючий, похожий на переросший чертополох.
– Подумали? Теперь скажите вслух: «артишоки».
Кассини закатил глаза.
– Артишоки.
Это мы с Марией произнесли вместе, Кассини брезгливо промолчал.
– Теперь «артишоки» присутствуют во Вселенной, – сообщил Уистлер. – Не артишоки как таковые, а именно ваши – представленные вами и названные вами в день весны, двадцать четвертого июля, на экзопланете Реген, система Реи, одиннадцать часов двадцать три минуты местного времени. А теперь ответьте: идея ваших артишоков существует локально на Регене или она присутствует уже и на Земле?
Я попробовал представить. Локальные артишоки. Полет через космос. Сова.
– Если «артишоки» еще не на Земле, это значит, что они распространяются в пространстве с некоей скоростью. А если у идеи есть скорость и эта скорость ограничена, то отсюда следует, что идея, безусловно, материальна. Все развитие современной науки утверждает, что подобное невозможно.
Представленное мною было глупо. Я украдкой посмотрел на Марию. Хмурилась. Представляла. Это трудно представить.
Кассини тоже хмурился. Барсик, чавкая, тупо жевал бумагу.
– Если же ваши «артишоки» уже на Земле, то, значит, информация переносится без потери времени, мгновенно, – продолжал Уистлер. – Отсюда мы делаем вывод, что пространство не есть расстояние. О чем и пытается вам рассказать синхронная физика.
Уистлер достал папиросную машинку.
– Браво! – притворно восхитился Кассини. – Наш маэстро верен себе! Сэр Ньютон успешно ошкурен и натянут на любимый синхронистский бубен!
– Ну так опровергни меня, – попросил Уистлер, настраивая папиросницу.