Сорока на виселице
Шрифт:
– Интересно, – ответила Мария. – Побывать на Регене и не изучить тут все… Это же настоящая история! Тебе разве не интересно?
– Интересно.
Это правда интересно. Каждый день. Про скуку неправда.
– А потом, я, как филолог, работаю над диссертацией…
Мария положила ховер на левый борт, ручей, похожий на серпантин.
– Я думал, ты библиотекарь, – сказал я.
– Библиотекарь само собой, – ответила Мария, вглядываясь в тундру. – Книги надо спасать, читать и расставлять по полкам, прикладной аспект еще никто не отменял… Но по
Мария перетянула с креном, ховер стал заваливаться, автопилот на секунду предусмотрительно перехватил управление, выровнял. Мария раздраженно фыркнула, оторвалась от сенсоров.
– Вот ты спасатель, я поняла, кого ты спасаешь… а вот от чего ты обычно спасаешь? – поинтересовалась Мария. – Конкретно? От пожаров, наводнений, катастроф? От землетрясений?
Сенсоры шевелились, ощупывая воздух.
– В основном от диких животных и собственной глупости, – ответил я. – Современный человек самонадеянно не боится пожаров, ураганов и наводнений, катастрофы… на Земле давно не случается настоящих больших катастроф… Но есть некоторые… Персонажи…
– Вот именно – не случается, – перебила Мария. – Все предусмотрено заранее! Мы заранее спасены. И это хорошо… наверное. Это хорошо?
Сенсоры потянулись к пальцам, пришлось щелкнуть по наглым бледно-зеленым присоскам, не люблю сенсорное управление, предпочитаю классические перчатки.
– Гравитация как благо, – сказал я.
Мария посмотрела на меня, как никогда не смотрела до этого, наверное, ее смутил немного солнечный день.
– Гравитация как плацента, ты это имеешь в виду? – осторожно уточнила Мария.
Гравитация как болото.
– В общих чертах.
Мария продолжала смотреть вниз и вбок, прищурившись, на тундру.
– Понимаю, – сказала Мария. – Нам был дан уютный теплый мир, но бестолковое человечество крайне непрозорливо пытается продавить пузырь, предусмотренный заботливой матушкой-природой, так? Продавив его, мы вывалимся из мира детства в подлинный мир, в эпоху зрелости, готовы ли мы к ней? Так.
– О чем твоя диссертация? – спросил я.
– «Тема фиаско в произведениях современных авторов».
– Чем сегодняшнее фиаско отличается от фиаско давно минувшего?
Хотя в общих чертах я представлял. Книга непогоды.
– А я так и не смогла окончательно ответить на этот вопрос. – Мария вытянула руки. – Раньше горечь поражения была знакома многим, практически все без исключения земляне переживали это чувство… да и не раз, сегодня же личная неудача редка, с точки зрения человека девятнадцатого века, мы патологически счастливы… поголовно счастливы, как в детстве. Состояние счастья чрезвычайно сложно выразить художественными средствами, поэтому в искусстве у нас царят неудачи… то есть если искусство воспевает удачу, то, как правило, само становится провалом…
А это неплохо, подумал я.
Мария растопырила пальцы, смотрела через пальцы на небо, облака, летящие навстречу ховеру, облачная под серой обложкой книга, солнце как тонкий золотой обрез.
– Понятно,
Мария сквозь пальцы вглядывалась в стремительное небо перед нами.
– Но мастера пытаются.
Синхронная физика как выкидыш, Мария всматривалась в небо.
– Это вызов – рассказать о том, о чем двести раз рассказали до тебя. Никто не спорит – синхронистика во многом стигматизирована, особенно в последние годы, но… мастера не теряют надежды.
Река, как серая оловянная линейка, забытая меж страниц, тускло блеснула чуть ниже линии горизонта. Руины старого Института должны быть где-то здесь, на севере, у устья реки имени Барсика. То есть у Иртыша.
– Получается? У мастеров?
Мария устала держать руки перед собой и потерла нос.
– Скорее нет. Велик искус старых добрых торных путей, инерция, схема слишком… соблазнительна и привычна. Слишком.
– Молодой ученый?
– Забыв про страх и технику безопасности…
Мария зажмурилась и замерла на секунду, затем чихнула, все красавицы чихают от облаков, еще от солнца.
– …Проводит рискованный опыт. В финале, разумеется…
Мария чихнула снова.
– Примерно так, – сказала она. – В разные стороны.
– И пепелище, – добавил я.
Пепелища.
– Пепелища да… RSF, в определенных кругах это устойчивая аббревиатура.
Руины синхронной физики.
– И все настолько безнадежно?
– Я нашла всего две книги со счастливым финалом. Разумеется, условно счастливым. И это не художественная литература, скорее сборники эссе. В одной история Земли – от шумеров до первых системных полетов – рассматривалась непрерывной причинно-следственной цепью, которая в итоге привела к возникновению синхронной физики.
– Это счастливый финал?
– Да. По сравнению с остальными – да… Автор – Иннокентий Фролов, безусловный псевдоним, невозможное имя.
– А вторая?
Мелкодисперсная пыль, честный кремний.
– Вторая – это своеобразный анти-Фролов. В ней история неудач человечества анализируется с точки зрения выбора пути. От Баальбекских платформ, через римские лабиринты, через флогистон и перпетуум-мобиле, первую попытку Панамского канала, антигравитацию и гипнократию… Неудача как циркуль эволюции. Кажется, прилетели. Вон!
Мария трогательно указала пальцем.
Здание напоминало костяной наконечник древней стрелы – вытянутый треугольник, в нем были отчетливо заметны черты нового Института Пространства, вероятно, научные объекты синхронной физики создавались на основе единого проекта.
По заветам Сойера, по наброскам Дель Рея, он увлекался невозможными фигурами.
Мы снизились, и я различил следы катастрофы – здание было надломлено посередине, на него словно наступили, хребет не выдержал, мы снизились еще, и я разглядел множество сломов помельче, поперек плоской крыши проходили широкие черные трещины, острая часть стрелы погружалась в землю, основание задиралось к небу.