Сорока на виселице
Шрифт:
Ступени оказались скользкими, я спускался, держась за теплые скользкие перила.
Как реагирует хищник?
Хищник реагирует на запах, на движение… Второй уровень, я постоял минуту, дожидаясь, пока привыкнут глаза и двинулся по коридору к бакам.
Компрессоры не работали, лопасти повисли, по их краям собрались черные, напоминавшие жирную грязь сгустки. Цвет поменялся. Потемнел на дне резервуаров, сделался прозрачным сверху. Кровь расслоилась и осела. Пахло гнилью, кислотой и смертью.
– Ян, очнитесь!
Я открыл глаза. Надо
– Вы всех утомили вашим рассказом, Шуйский. – Кассини вернулся за стол. – Ян уснул, я тоже куда-то… Штайнер, сколько можно?
Сухарей перехотелось.
– И что дальше? – спросил Штайнер. – Ты возвращался на этот остров? Потом?
– Да, через два года, – ответил Шуйский. – Там ничего не было, оставленные пещеры и выгоревшие камни. И здание биостанции.
– Выгоревшие от солнца или… по иной причине? – уточнил Кассини.
– Трудно сказать, – ответил Шуйский. – Я так и не смог понять… да и не присматривался, там, на острове, было чрезвычайно неприятно находиться, пахло… горелым.
– Что же с ними случилось? – спросил я. – С медведями?
– А вы разве не догадываетесь? – Кассини прищурился. – Их тайно вывезли на планету, куда Мировой Совет ссылает результаты всех неудачных опытов. Разумеется, эта планета абсолютно засекречена и абсолютно запрещена для посещений. Планета Х.
Планета вечных медведей.
– Это, случаем, не Реген? – уточнил я.
Все обернулись.
– Нет, – серьезно ответил Кассини.
– Понятно… А где остальные? Большое Жюри? Не прилетели?
Спросил я.
Я знал, что не прилетели, еще один корабль я бы заметил.
– Пока нет, – ответил Штайнер. – Пока у нас подготовительные мероприятия. Сегодня мы планировали обсудить некоторые организационные моменты, но внезапно увлеклись… вопросами соотношения. Литература и жизнь, остров и тишина…
– Глисты и бессмертие, – сказал я.
Кассини расхохотался, Шуйский покраснел и принялся разминать руки.
– Две тысячи двадцать пятый год, рассказ «Ксенобиотик», – сказал Кассини. – Вышел в сборнике фантастики «Пространства».
– Что?
– «Ксенобиотик», автор Арсений Стрекалов.
– Что вы имеете в виду? – поморщился Шуйский.
Выражение лица у Кассини сделалось мелкое и скучное, я подумал, что такие информативные лица у людей только в старости, когда жир уходит из-под кожи, а морщины усиливают всякое движение мышц.
– Две тысячи сорок второй, рассказ «Человеческое», антология «Старые мастера». Две тысячи семидесятый, новелла «Урсус»… если память не изменяет, автор Блез Иган.
Энциклопедист, все как докладывали.
– Но именно ваша история до мелких деталей совпадает с рассказом «Ксенобиотик», – сказал Кассини. – Вплоть до бамбуковых свистков. С остальными, впрочем, тоже совпадает. Совпадения, мой милый Шуйский… слишком много совпадений.
Шуйский нахмурился.
– Вы
Кассини выразительно выдохнул, мы вопросительно поглядели на него.
– Никто не обвиняет вас в умышленном искажении, – ответил Кассини. – Но вы, как синхронист, не можете считаться надежным свидетелем. Синхронная физика зиждется на апофении, на совпадениях, повторениях и персональных провиденциях, с годами все это сливается в весьма причудливую картину… Впечатления, впечатления… Это как улиточный телеграф, я в свое время писал про это статью. А потом, ни для кого не секрет, что актуатор оказывает известное воздействие…
Кассини постучал по виску пальцем.
– Рольф, прекратите, – попросил Штайнер. – Вы сильно преувеличиваете воздействие актуатора, уж поверьте.
– Вот вы, Ян, вспоминали «Декамерон»… – Кассини уже улыбался. – А ведь вы, как человек непредвзятый, можете быть невероятно близки к истине… Над миром властвует чума, а мы, укрывшись в замке из дождя и тумана, рассказываем истории… Это, должен признать, по-своему прекрасно…
Штайнер налил воды, в этот раз сифон вел себя прилично.
– Но это правда, – растерянно произнес Шуйский. – Это все было. Я не выдумал, я собственными глазами… Разве можно…
Кассини. Воспаленные глаза, наверное, много читал.
– Мой дорогой друг, – снисходительно заметил Кассини. – Правда – это характеристика, увы, сугубо количественная. За пятьсот лет массовой литературы были воздвигнуты Джомолунгмы текстов на разные, зачастую весьма фантасмагорические темы. В подвалах библиотек хранятся миллионы историй, тех, что удостоились бумаги. А сколько их безвестно сгинуло в электронных хранилищах? Сколько не сгинуло, попросту не было рассказано? Сколько было рассказано скверно?.. Мы описали все, что есть, и все, что могло быть. Так что ничего удивительного, что жизнь периодически догоняет, а то и перегоняет вопли этих несчастных… Кстати, некоторые исследователи полагают, что в рассказе «Ксенобиотик» описано появление фермента LC.
– Нет, – растерянно возразил Шуйский. – Элджер ничего не говорил про фермент…
– Ну разумеется – никто не говорит! Но все так или иначе подразумевают. Слюни дьявола, амрита, мед лирики, тинктура доктора Джекила, мерцающий яд Гриффина, вещество Д, фермент LC – нет числа его явлениям и именам.
– Но при чем здесь все-таки фермент LC? – спросил Шуйский. – Там были паразиты, они жили в медвежьей крови…
А мне история Шуйского понравилась. Нескладная. Элджер рассказывает про геронтологические исследования и требуемую для этого медвежью кровь, просит создать автоматическую систему ее забора, исчезает, невероятная и не очень складная история… Нескладная и от этого, на мой взгляд, правдоподобная. В настоящем, книжном пространстве присутствовало бы больше логики, вымысел обязан быть логичным и непротиворечивым, реальность – нет.