Сороковые... Роковые
Шрифт:
Ну и приперла нужда, сейчас Леший держал в руках четвертушку серой оберточной бумаги и поражался дальновидности Никодима, - "вот ведь не голова, а Дом Советов."
– Лешай, - корявым, каким-то прыгающим почерком писал Никодим, - от ув двадцатом годе славная была охота. Як вспомнишь усе там было... дальше шли какие-то корявые кружки и черточки.
Гриня признался, что много раз пытался угадать, чаго тут дед рисовал, но не понЯл ничаго.
А Леший понял сразу, была у них в двадцатом году "славная охота" - развелось
И проверяли Леший с Никодимом периодически то место года до тридцатого - мало ли... Леший обосновался в ближнем лесу, а Никодим частенько ездил на лисапете у дальний, у грибы... Вот и оставил писульку, понятную только Лешему...
Лавр аккуратно сложил бумажку в несколько раз, как на самокрутки, засунул в кисет с табаком и поспешил к Краузе-старшему.
Если он сейчас рванет напрямки домой, то мало ли кому покажется подозрительным его приход, а так все как всегда - навестил Ефимовну, выкурил самокрутку с дедом Ефимом и пошел к Карлу Ивановичу.
Краузе-старший, весьма сдержанный в похвалах мужик, просто гордился своим молодым садовником Костей и мастеровым Иваном. Благодаря им местность возле усадьбы преобразилась.
Карл, когда-то бывавший в селе Архангельском, что принадлежало князьям Юсуповым, восхищавшийся бесподобным парковым ансамблем, задумал хоть и не так, но хотя бы частично украсить территорию вокруг усадьбы.
А Костя и Иван, как никто схватывали и старались воспроизвести его придумки. Так был выкопан небольшой прудик, посажены вдоль его бережка плакучие ивы, полощущие свои ветви в воде. Пленные сажали кусты и копали канавки для труб, по которым должна будет подаваться вода в два небольших бассейна с фонтанчиками, бабенки разбивали цветники, сажали и пропалывали прижившиеся цветы.
Карл в этих заботах непрестанно суетился и не вылазил с улицы - посвежел, загорел, похудел и чувствовал себя намного бодрее.
– Вот, Лавр, что значит воздух родины! Никому там не говорил, если только Пауль догадывался, что дико скучаю по Родине, снилась она мне часто. Сколько поколений предков тут жили...эх, проклятые большевики, все порушили!
Никто, кроме Лавра и не знал, что Пауль - Пашка наполовину русский, матерью его была умершая в родах, горячо любимая Карлом гувернантка Фрицци - Серафима Егорова. Карл тогда, в тринадцатом году, увез свою семью на воды, оттуда отправил Фрицци с его матерью в Фатерлянд, а сам безумно влюбленный в Серафиму, якобы совершая вояж по Европе, безвылазно жил с ней в Чехии.
Эльза его, мать Фрицци, отличалась завидной скупостью, экономила на всем, вот и застудилась, выйдя пару раз в город одетая не по сезону. Карл забрал их с Фрицци в Чехию, не жалел денег на лечение, но случилась у Эльзы скоротечная чахотка, и приехал Карл Иванович на родину уже с двумя сыновьями, но без жены. Многие пытались обратить на себя внимание местного
Поговорив, кой чего присоветовав Карлу, пошел Леший не спеша к себе, а как стемнело, незаметно повел своих ребятишек дальними лугами на новое место. Гринька сказал, где искать в том лесу ещё одну ухоронку с оружием.
Игорь только головой крутил:
– Леший, да этим двум Никодимовским уже можно медаль вручать, глянь, сколько пользы от них.
– Ну это к Панасу, он у нас по этим делам. А я - лесной житель, ежели уцелеют те два НКВДешника, что мне инструкции давали, и объявятся после освобождения, то да, обскажу как есть, не промолчу.
На новом месте обустроились быстро, Панас с Иваном-младшим в первый же день пошел разведать -присмотреться, что и как, может, попадется укромное глухое место для запасной базы. Наслышаны все были о карательных операциях и о засылаемых к партизанам предателях. Панас столько раз благодарил своих друзей из того далекого, что на шестьдесят с лишним лет, впереди, за подсказки. Они воспитанные на книгах и фильмах, честно рассказывающих и о победах, и поражениях, знающие печальные уроки войны, многое видели совсем с другой позиции, другого ракурса, и это помогало избежать таких иногда нелепых ошибок. Да и не планировал он начинать боевые действия поблизости от Раднева, а тем более родной Бярезовки, опять же с подачи Вари, которая смолоду много читала именно про войну, он знал, что даже за одного убитого в селе немца, те могли полностью спалить деревню, хорошо, если только хаты, а то и людей - живьем. По имеющейся у него карте он примерно знал, что километрах в семидесяти есть такой хитрый поворот железнодорожного пути, и вот там-то, тщательно все разведав он и хотел устроить "Гросс алярм" для фашистов. Пустить под откос эшелон, да желательно с техникой и живой силой - все хоть мизерная, да помощь нашим.
Видел же Панас, бывая в Раднево, сколько воинских эшелонов движутся лишь в одном направлении - Nach Stalingrad!! Из пролетающих по станции все лето эшелонов из вагонов с солдатами слышались звуки губных гармошек и веселые возгласы, как же, завоеватели готовились к ещё одной победе - утопить русских в Вольга, а дальше Кавказ, Каспий, Иран. И мало кто в сорок втором мог предположить, что в январе-феврале 43-го будет трехдневный траур в Фатерлянде, а на полях останутся лежать сотни тысяч немцев и их союзников - венгров, хорватов, итальянцев, румын... Рус медведь собирался с силами.
А хитрющий Руди раньше своего обожаемого Герби каким-то внутренним чутьем угадал его заинтересованность в этой руссфрау, которая может быть тем и зацепила Герби, что нисколько не интересовалась им. Сухарь и молчун Герби стал спрашивать у обеих фрау значение того или иного слова, старшая - полячка довольно-таки бегло говорила по-немецки, они вели нейтральные житейские разговоры... помогал Руди, постоянно влезая в разговор и направляя его в нужную сторону. Приходившая перед самым комендантским часом Барбра, заставала их, сидящих за столом в кухоньке и 'гоняюштших тчаи'. Тчай заваривала пани Яда, а Руди приносил сахарин или иногда какие-то ледентсы - ох и сложный этот язык - руссиш.