Сороковые... Роковые
Шрифт:
Варя торопливо шла с заказом к неведомому герр майору фон Виллову - до комендантского часа оставалось полчаса, надо было торопиться. Стоящий у калитки часовой остановил её, она показала упакованный пакет и сказала на ломаном немецком:
– Бестеллен ин коммерц герр майор фон Виллов.
Немец гаркнул кому-то, и на крыльце появился пожилой немец, унтер.
– Битте фрау!
– пригласил он её в дом.
Зайдя туда, Варя удивилсь - в хате было довольно-таки чисто, не смотря на то, что хозяев выселили. Варя повторила, что сказала часовому.
–
– позвал унтер.
– Я, я!
И через минуту вышел этот герр, тот самый сухостойный, надменный немец. Только сейчас он был немного другой: в расстегнутой рубашке, с закатанными рукавами, он уже не казался сухостойной жердиной, видно было, что мужик спортивный, явно дружит со спортом - жилистый такой весь. Варя, не поднимая глаз выше его груди,отдала пакет.
Немец взял и на ломаном русском спросил:
– Фрау ест боятся? Ихь, не ест кусатся.
– Я не боюсь, битте, расчет, берехнунг, комендантский час.
Он поправил Варино произношение и что-то сказал своему унтеру, назвав его Руди, тот шустро вышел в другую комнату.
– Фрау, битте, зеен в мой глаза.
Варя подняла на него удивленные глаза. Этот жердяй внимательно-внимательно посмотрел на неё, кивнул чему-то, взял у вышедшего из комнаты пожилого Руди рейхсмарки, отсчитал точную сумму и протянул их Варе. Варя взяла эти деньги, нечаянно коснувшись ладони, и поразилась, что шершавая она у него, как у какого работяги, потом взглянув на ходики, торопливо попрощалась и пошла на выход.
– Фрау, хальт!
Варя с недоумением обернулась, а немец с пятое на десятое пояснил, что "Руди ест проводит фрау нах хауз."
– Данке, герр майор!
– А про себя подумала: - "Чтоб ты провалился!"
А Герберт радовался в душе - Руди проводит фрау, и он точно будет знать где она живет. Зачем ему это, он и сам не понимал, но интуитивно знал, что надо. И ещё ему понравилось её прикосновение, но об этом он подумает потом, пока арбайтен.
Надо было еще раз проанализировать и завтра с утра отправить анализ сложившейся ситуации, которая пока была полностью подконтрольна оккупационному командованию, тем более германские войска нанесли сокрушительное поражение Красной армии под Харьковом, вот-вот полностью очистят от Советов Крым, а там впереди Кавказ с нефтью, об этом мог догадываться любой здравомыслящий аналитик.
Но Герби был бы не Герби, если бы каким-то шестым чувством не ощущал какую-то неточность во всем. Но об этом он мог сказать только одному единственному человеку в мире - своему дяде Конраду, а пока держал свои крамольные выводы при себе, ну не с Кляйнмихелем же вести такие разговоры.
А уже ночью, лежа на такой неудобной кровати, он поразмышлял об этой фрау...
Явно старше его, лет сорока с хвостиком, одетая в какие-то затрапезные тряпки - в фатерланде их бы уже выбросили на свалку, тем не менее, она имела какую-то тайну, и Герби с удивлением констатировал-она заинтересовала его. Опять этот взгляд... да, удивленный, но какой-то не такой как у всех - что-то в нем было непонятное... А Герби с детства полюбил решать всякие головоломки, может быть, только поэтому из него и получился блестящий аналитик. Не будь любвеобильной невесты, он сейчас спал бы на своем любимом диване и не ломал голову над загадкой русской фрау. Он сам пока ещё не понял, чем,
И не подозревал герр майор, что под облезлыми тряпками было надето на Варе оччень даже красивое белье, такое, что герр майор и не видел даже в будучи в столице моды-Париже. Ну не было ещё в те годы таких бюстгальтеров и трусиков...
Варя тоже как-то инстинктивно стала опасаться этого жердяя, нет, он не принимал участие в казнях, зверствах, ежевечерних кутежах в их веселом доме - так осточертевшем живущим неподалеку жителям, постоянно куда-то ездил в сопровождении двух машин с охраной. Все это ей рассказал Панас, которого очень интересовал этот загадочный немец.
– Варь, я тебе всего сказать не могу - сама видишь - без конца кого-то ловят, арестовывают, а ты человек совсем другой эпохи, да даже века другого, нельзя тебя под монастырь подводить, я вот почему-то думаю, что вернетесь вы туда, назад.
– Но, Панас, тебя сюда ведь тоже не просто так отправили, - попыталась возразить Варя.
– Варюш, я честно тебе скажу - меня как бы наблюдателем отправили, замечать все их настроения, какие-то нюансы поведения... а какие нюансы, когда каждый день по радио: "Доблестные германские войска"... А наши все отступают... Понимаешь, я не разведчик, меня и не готовили для этого, просто так совпало-я из местных, давно тут не был, изменился сильно, в разговоре умею голос изменять, вот и отправили... Я про этого фрица сообщил, а они им сильно интересуются - откуда-то известно, что важная птица он в Берлине был. А он видишь какой нелюдимый, Фридрих-то пить стал сильно, постоянно вместе с эссэсовцем надираются и по этим... фрау. Карл Иваныч ругается, да без толку, а этот, как ты скажешь, жердяй или в разъездах, или допоздна в кабинете сидит. Странно, молодой ведь мужик, а по бабам ни-ни.
Варя посмеялась:
– Может, голубой или импотент?
– Голубой - это чего?
Узнав, долго плевался...
– Ты что, Варюха? У него бы тогда одна дорога была... не, он какой-то весь засушенный. Вот бы размочить его... да куда мне, я могу только исподтишка наблюдать за ним.
А в лесу, у Лешего в схороне шла напряженная работа. Молодежь с утра до вечера разбирала оружие, чистила, смазывала, что-то ремонтировала... собранное, как оказалось хитрющим дедом Гриньки-Никодимом. Он при отступлении наших не только грибы собирал - грибы были так ,для отвода глаз. Как истинный и истовый грибник, кошелку грибов набирал за полчаса, а остальное время посвящал поиску и схорону оружия. Естественно, прятал надежно и основательно, знал обо всем этом, нет, даже не Леший -в те дни при всеобщей неразберихе "надо было спяшить, пока хрицы не припёрлися", - а ... его неугомонный и совсем мелкий внук - Гриня... Когда Игорь услышал об этом, у него пропали все слова, он только открывал и закрывал рот.
Даже Леший проникся:
– Ох, Гриня, ты истинный внук своего непредсказуемого деда. Вот теперь я совсем не удивлюсь, если пропавший Никодимка, где-то или партизанит, или даже воюет, с него станется. А скажи-ка мне, Григорий Родионович, отчего ты столько времени молчал?
– Дед Никодим вялел, ён враз гаворя: "Гринь, будеть як нужда у оружье тогда и покажешь, но самым надежным, ну, як Леший. А так никому ня верь!" От я и молчал. А тяперь нужда появилася, от я и сказал.