Сосед будет сверху
Шрифт:
— Пожалуйста, — добавляю я чуть увереннее. — Ты мешаешь мне отдыхать.
Каждую сраную ночь!
Я не отвожу взгляд, чтобы не показаться трусихой, а он продолжает безразлично пялится на меня своими голубыми глазами — именно такими, какие я себе представляла. И это очень хреново, потому что образ из эротических снов начинает видоизменяться и обретать в моей голове вполне определенную физическую форму. Он становится Тем Самым Парнем из лифта, а это уже пахнет настоящей проблемой. Черт!
Я
— Зая! — прерывает наш немой разговор приторно сладкий голос, о существовании которого я и забыла. — Ужин готов!
Я усмехаюсь и не скрываю этого.
— Желаю зае не отравиться, — подмигиваю я и, довольная собой, шагаю обратно к лифту.
Уже нажимаю кнопку и наблюдаю за цифрами сменяющихся этажей на синем табло, когда слышу голос за спиной.
— А ты кто вообще такая?
Охренеть. Я теряю дар речи, потому что именно этим голосом — рокочущим и хрипловатым — говорили со мной во сне.
— Я живу ниже, — быстро облизываю пересохшие губы, а он замечает.
— И что с того?
У придурка туго со словарным запасом? Я злюсь и сжимаю кулаки.
— Если ты сверху, это не значит, что ты устанавливаешь здесь правила, — звучит почти ровно, но в конце мой голос срывается. Грудь распирает от возмущения, потому что этот мудак ухмыляется мне в ответ.
— Тот, кто сверху, всегда задает ритм, — произносит он, как раз когда лифт извещает о своем прибытии.
Мои щеки вспыхивают — я это чувствую, а виноваты его похотливые намеки! Я держусь изо всех сил и выдыхаю, лишь когда створки съезжаются, отрезая меня от мерзкого мудака. С глухим звуком стучу затылком о стену и закрываю глаза. Все это слишком. Кажется, полгода без парня и, как следствие, без секса дают о себе знать — своими силами я уже не справляюсь. И трах этажом выше вообще не помогает сосредоточиться на вынужденном целибате.
Заперев дверь в квартиру даже на дополнительную цепочку, будто сексуальному маньяку есть до меня какое-то дело, я спускаю полную ванну пены и залпом допиваю бокал светлого нефильтрованного. Снова ловлю в гостиной Офелию в самом разгаре жесткого спаривания с бобром — она каким-то образом стащила его из гардероба — и, бросив ту на ее королевскую лежанку из плюша, отправляюсь в спальню.
Слава богу, в тишине. Которую через пять поистине прекрасных минут разрывают оглушающие басы жесткого рока. Самое ужасное, что даже между грохотом и ревом я узнаю незабываемые мотивы группы «Black Sabbath», которые все мое детство орали с дедулиных пластинок.
Офелия врывается в комнату с диким воем и прыгает прямо под одеяло, я пытаюсь заткнуть уши, но ни капли не помогает. Поэтому просто колочу ногами по кровати, проклиная Его Мудачество изо всех сил.
Заявляю,
Потянувшись к столику, беру телефон и гуглю, как вызвать полицию. Достал! Я не та молчаливая соседка, что будет терпеть и постесняется воспользоваться законным правом на сладкий сон после одиннадцати вечера.
Ситуация стремительно накаляется, и только не говорите, что я не предупреждала!
Со спокойной душой жду, когда все это закончится, и предвкушаю победу, но уже к утру вынуждена смириться, что моя жизнь резко перестала быть прекрасной. Нет, ночь и правда выдалась крайне жаркой, только не в том смысле, в каком хотелось бы. После того как к дому подъехал наряд полиции и музыка замолчала, мое счастье длилось недолго.
От подскочившей температуры на улице у меня начали плавиться кости, а у Эммы Робертовны в ее мажорской квартире не оказалось дурацкого кондиционера! Ну или я слишком тупа, чтобы его найти.
Робертовна не ответила мне в чате, окончательно загуляв в своем Милане, а я вспомнила, как она строго-настрого велела не морозить ее священные цветочки, и все-таки удалила отправленные сообщения. Сама разберусь. После всего пережитого меньшее, что мне было нужно, это получить леща за попытку уничтожить труд всей жизни моей экспрессивной хозяйки путем шоковой заморозки. Пришлось обливаться потом и ворочаться всю гребаную ночь.
Поэтому утром я выгуливаю собачонку, привалившись к столбу и не сходя с места. Она вынуждена смириться — я зеваю, наверное, чаще, чем могу моргать. После быстро переодеваюсь из спортивок в джинсы и туго затягиваю на макушке хвост: у Офелии снова дела — тренировка с кинологом. Мне иногда кажется, что эта собака хуже ребенка, а что такое маленькие дети я знаю хорошо — у меня младшая сестра.
Уже на парковке я начинаю спокойно сдавать назад, но, включив музыку, вздрагиваю от затяжных нот Пугачевой об айсберге. Судорожно пытаюсь переключить трек или сделать тише, жму все кнопки подряд. А когда песня смолкает, я слышу глухой стук и замираю.
Ловлю шокированный взгляд мужика в стороне, который останавливается рядом со своим внедорожником. Из его рук на асфальт падает пакет с продуктами, а глаза застывают где-то в области задницы моей машины. Сердце тут же проваливается в пятки, даже Офелия стихает, прижав уши.
Говорила мне Робертовна следить за парктрониками, но я напрочь забыла про них, потому что в дедулиных тачках таких штуковин не было и в помине.
Заметив в зеркале заднего вида черную спортивную машину, в которую, очевидно, въехала, я мысленно подсчитываю, сколько жизней у меня может уйти на оплату ущерба. Но через несколько вздохов забываю обо всем, потому что с водительской стороны выходит… кто бы вы думали? Да, тот самый тип в кожанке, который любит быть сверху!
Ну что ж. А я, как выяснилось, люблю, мать его, сзади!