Сосед будет сверху

Левина Ксюша

— Ну и что? — резко отвечаю ему. — Я заплачу и...

— И тебя уволят. Тут же. Эмма, когда купила свою игрушку, всему двору рассказывала, что это ее железная дочка, пылинки с нее сдувала. Ты готова потерять работу?

— Тебе-то что? — фырчу уже из последних сил. Вообще-то мне совсем не до смеха.

Да-да, я хочу, чтобы меня спасли. Я не хочу рассказывать Эмме, что стукнула ее машину, не хочу полицию, не хочу аварийную службу. Я не хочу знать, как работают страховки и кто за что платит. Я хочу, чтобы все скорее

закончилось, но...

В рабство к Этому Мудаку я не-хо-чу!

— Зачем я тебе?

— Ты? — он звучит насмешливо.

Вслед за раздражением от его тона приходит раздражение из-за показного безразличия. Внутренний голос вопит ему в ответ: да, я, а какие еще варианты?

— Зачем ты мне помогаешь? — я зла.

— Я же сказал — ответная услуга.

— Но... — я набираюсь храбрости.

Стук-стук-стук.

Сердце сходит с ума и вот-вот сломает мне ребра.

— Я...

Краснею так, что печет щеки.

— Я не стану с тобой спать, — выдавливаю из себя через силу на одном дыхании.

И тишина. А затем страх. Ужас. Принятие. Торг. Все в кучу и не по порядку.

— Я не расслышал.

О, жестокий-жестокий человек!

— Я не стану с тобой спать.

— Что, прости? Погромче повтори.

— Я НЕ СТАНУ СПАТЬ С ТОБОЙ! — ору что есть мочи.

Твою мать! Голос разносится по всей парковке, и даже Офелия падает на асфальт, будто ей за меня стыдно.

Какой позор, мамочки!

Хохот. Дьявольский хохот разлетается вокруг. Мудачина складывается пополам, упирается руками в колени и кашляет. Потом опять хохочет, вытирая глаза, будто даже заплакал от смеха.

— Что? Я… с тобой? — Он машет руками, тычет то в меня, то в себя. — Спать? Фух, насмешила.

Я в ужасе от происходящего. Так стыдно мне не было никогда. Я даже не могу представить ситуацию хуже. Еще чуть-чуть, и придет паническая атака.

— Малышка, — почти ласково говорит он, — ты себя сильно переоценила.

Придурок внимательно изучает меня, будто дает шанс его заинтересовать. Разглядывает скрытую под толстовкой фигуру, ноги в джинсах, кеды там, где могли бы быть каблуки. Он смотрит внимательно и с... жалостью? Да это и правда жалость! Можно мне поплакать в сторонке? А еще желательно сделать что угодно, только бы все закончилось.

— Мне не нужна любовница, — выдает он надменно, — тем более за такие бабки. Тут ремонта на сотку, не меньше. Дороговато берешь. — Я сглатываю его оскорбление, но держусь. Уже на пределе возможностей. — А вот хорошую служанку днем с огнем не сыщешь.

— Что? — вырывается у меня.

Почему я испытала облегчение?

— Что? — вторит он. — Ну служанка, повариха, кухарка. Вообще-то да, только кухарка. Мне чертовски надоела доставка еды, и я подумывал нанять кухарку. Как считаешь, справишься?

— Я? С чего ты взял, что я это умею?

— Пальцем в небо ткнул.

Господибоже.

—

И я что, должна буду готовить тебе?

— Да.

— Долго?

— Скажем, месяца два. По полтиннику за месяц. Как по мне, достойная оплата.

— И все?

Звучит слишком шикарно.

— Да, и я все решу. Тебя не уволят, никакого ДТП, никакой страховки. Все чинно и благородно. Ну так что?

— Ты же можешь нанять любую.

— А хочу тебя, — шепчет он, и я готова поддаться на провокацию. Снова.

Мать твою за ногу, что ты творишь, а?

— Принимай решение. У тебя пять секунд. Раз...

Ну нет. Нет!

— Два...

Я должна просто вызвать аварийную службу и принять свою судьбу.

— Три...

Увольнение, долг.

— Четыре...

Жить и дальше с дедом, а может, даже с родителями. Выслушивать их постоянные упреки.

— Пять...

Снова идти в официантки. Лишиться отличной зарплаты и свободного для учебы времени. Лишиться блаженного отдыха после двух лет адского труда. Лишиться мечты.

— И...

— Я согласна! — Жмурюсь, чтобы не видеть самодовольную рожу. — Но мне нужен залог твоего хорошего поведения! Обещание!

— Вот как? Кажется, плохая девочка тут только ты, — мурлычет мудак.

— Фиксируем договор под запись. — Я судорожно ищу диктофон, который прячется в телефоне вообще непонятно где. — Я, такой-то такой-то, пальцем не коснусь Александры Сергеевны Пушкиной, — слышу уже привычный хохот после своего имени, — никогда не стану ее шантажировать или принуждать. Ни слова не скажу Эмме Робертовне про аварию. Починю машину и больше никогда про это не заикнусь. Взамен Александра Сергеевна проработает на меня поваром два месяца и ни днем больше. Я обязуюсь обеспечить ее продуктами и, в случае если она не сможет приготовить приличный ужин на моей кухне, пойду на фиг со своими хотелками! Если коснусь ее хоть пальцем — она тут же оставит меня без ужина. А если на кухне помимо нее появится другая кухарка, я оплачу клининг и предоставлю ей свободу действий!

Мудак хищно улыбается, протягивает ко мне руку и сам нажимает кнопку записи на экране, а затем очень медленно и очень сексуально говорит:

— Я, Александр Николаевич Дантес. — Дергаюсь, потому что уверена, что он лжет. Такого просто не может быть. — Пальцем не притронусь к Александре Сергеевне Пушкиной… без ее прямого приказа, личной просьбы или страстного желания.

Что он там сказал про мое страстное желание? Самодовольный пижон!

— Я никогда не стану шантажировать ее или к чему-либо принуждать. Обещаю держать язык за зубами и не говорить с баб... Эммой Робертовной про аварию. Обязуюсь починить машину и сохранить все в тайне. В свою очередь, Александра Сергеевна станет моей кухаркой на два полных месяца. Я обеспечу ее продуктами, техникой, приборами и всем, что она пожелает. Не пущу готовить на кухне других женщин, а если пущу, то позволяю делать со мной что угодно.