Сосед будет сверху

Левина Ксюша

Он отключает диктофон и улыбается.

— Не верю, — бормочу я.

— Чему?

— Ты — Дантес?

— А ты и правда Пушкина?

Я достаю из кармана права и протягиваю ему, он делает тоже самое. У него на фотографии та же нахальная улыбка, имя соответствует сказанному. Возраст — двадцать семь. Он же изучает мои права долго и пристально, без улыбки, а после возвращает мне, ухмыльнувшись.

— Девятнадцать. Я думал меньше.

Я жму плечами. Пофиг, что он там думал.

— Не отвлекаемся, — я протягиваю мистеру Мудаку ладонь. — По рукам, Дантес?

—

По рукам, — он повторяет улыбочку с фотки, — Пушкина.

Глава 4

Глава 4

Я убиваю чертовы полдня, чтобы выбрать одежду для похода к Его Мудачеству. Собираюсь, ей-богу, как на эшафот. Я бы вообще взяла на прокат рясу в пол (их, кстати, сдают в аренду?), чтобы он даже не пытался смотреть в мою сторону, да боюсь сдохнуть от жары — за окном по-прежнему плюс пятьдесят, а я все еще помираю без кондиционера.

К шести часам, не придумав ничего лучше, я выряжаюсь в широкую майку оверсайз и велосипедки. Мажу губы блеском и быстро с психом стираю — не хочу даже намека давать, что пытаюсь впечатлить его. Черт, а я пытаюсь? Нет, конечно же нет, просто идет сто восемьдесят шестой день моего воздержания. Такими темпами я и правда монашкой стану — рясу бесплатно выдадут. А святые могут сквернословить?

Собрав волосы в высокий хвост, я ловлю мечущуюся по квартире псину и прижимаю к груди, как броню. Да, я специально с утра держала ее на голодном пайке (я про секс), чтобы в случае чего натравить на соседа. Офелия становится очень злой и агрессивной, когда не трахает бобра каждые три часа.

У меня все получится, — пытаюсь убедить себя.

Но стоит мне ступить за порог, как ноги наливаются свинцом. Я выдумываю с десяток дурацких поводов вернуться и никуда не ходить. В какой-то момент даже почти решаюсь разрисовать себя зеленкой. Мудак же не захочет заразиться ветрянкой и лишить себя ежедневного общения с Иришками? Но я со стоном выдыхаю, потому что с этим экземпляром может и не сработать. Там в голове стекловата, что с него взять?

У меня все получится, — настырно повторяю я.

В лифт захожу уже полная решимости пережить этот вечер. Хотела ведь попробовать парочку новых рецептов во имя будущей карьеры? Жалела денег на продукты — там очень дорогой расход. Но, если мой шантажист хочет жрать нормальную еду, ему придется раскошелиться, так ведь? Я видела его машину, с него не убудет.

Стук-стук-стук, — напоминает лифт о чужих губах на моей груди, которые мне снились, но я машу головой, чтобы поскорее забыть это все. Я не буду представлять Этого Парня на месте Джейсона Момоа! Нет и точка.

— Тяфк, — подтверждает мои мысли Офелия.

Моя девочка, — с гордостью думаю о псине, только вслух ей этого никогда не скажу.

Перед квартирой, где обитает смазливое исчадие ада, я уже не тушуюсь — выставляю собаку и громко стучу. Я не слышу

шагов и движения за дверью, поэтому хорошенько замахиваюсь, чтобы излить на чертову преграду весь свой гнев, когда с глухим щелчком замок открывается и передо мной снова стоит полуголый сосед. И нет, даже не полуголый. Он почти, мать твою, голый! На нем только серые шорты и больше ни-че-го!

Я собираюсь послать его прямым текстом и уйти с гордо задранным подбородком, но из гребаного пентхауса дует прохладой. Как зачарованная, я захожу внутрь, делаю два бодрых шага вперед и едва ли не прикрываю от удовольствия глаза — у него мороз, точно в Арктике! Я готова остаться здесь жить, черт возьми!

Правда, радость быстро сменяется недоумением, когда мне навстречу вываливается серая туча из мышечной массы, издалека напоминающая носорога — такая же грозная на вид.

— Эм-м, а что это такое, можно узнать? — застыв на месте, писклявым от испуга тоном спрашиваю я и замираю посреди просторного коридора-холла. У Робертовны тут места поменьше из-за огромного гардероба.

Пройти успеваю всего ничего, но и назад отступить уже не выйдет — зверюга явно в два шага догонит нас и проглотит не жуя. В поисках спасения я нахожу глазами дверь слева, видимо, в гостевой туалет — оставлю, как запасной план к отступлению. Справа отсутствует стена, как у Робертовны, и открывается вид на гостиную.

— Вот это как раз собака, — язвит мистер Мудак мне в спину. Ему явно любопытно, как я отреагирую на этого монстра.

— Мне уже прощаться с жизнью или как? — Я все еще не двигаюсь, потому что тупая приплюснутая морда смотрит на меня, не отрываясь. — Просто знай — если я умру здесь, я стану самым бесячим призраком из всех существующих.

И буду разгонять твоих Ирин, пока у тебя тыкалка не отсохнет.

— Шурик, место, — лениво произносит сосед, и его монстр ведет ухом, мол, услышал, а потом падает на пузо прямо там, где стоит, распластав ноги по полу.

Мудачество обходит нас с Офелией, пока я пытаюсь сопоставить в голове известные мне факты.

— Ты назвал собаку в свою честь? — Шурик-старший усаживается в кресло в гостиной, закидывает ноги на пуфик и ставит на колени ноутбук, игнорируя меня. — Это максимально странно и тупо.

— Не тупее, чем Офелия.

— Офелия Вельвет Флауэр, попрошу, — цокнув языком, добавляю я, а потом присматриваюсь к машине-убийце, которая виляет обрубком хвоста влево-вправо и облизывается, глядя на мальтипу. — Оно не сожрет мою собаку?

— Какая разница — собака все равно не твоя, а чужое имущество, как мы поняли, ты не особо бережешь.

Остряк.

Я лишь сильнее прижимаю псинку и, разувшись, пячусь бочком в гостиную, обходя за десять метров носорога и отмечая про себя детали интерьера: черно-белые цвета, строгий дизайн. Здесь красиво, но как-то безжизненно — ничего не разбросано, на немногочисленных поверхностях нет никаких вещей, стены тоже голые. Пусто и безлико.