SoSущее
Шрифт:
— Одна из главных заповедей Истинного Завета нашего Богга гласит, что только не имеющий корней крепко стоит на Земле. Не имеющим корней три тысячи лет назад был выведенный из Египта сыном Мосса народ хабиру [145] . Потом не имеющими корней были названы так называемые, ха-ха, пролетарии, которых пришлось выводить уже из подземелий подневольного труда. Конструкция этих не имеющих отечества пролетариев, признаюсь, больше склонялась к риторической, но тем не менее на нужном этапе она сработала. Сейчас идет речь о поисках третьего агента Дела для нового исхода. Итак, кто же годится на роль новых хабиров, кто примерит фартук последнего пролетариата? Где, где я вас спрашиваю, найти подходящий материал для многократно усложнившегося Дела двух правд? Прежде всего, я обращаю ваше внимание на количественные и качественные аспекты нового агента. Что ж, давайте оглядимся вокруг и признаем мудрость наших вождей, поставивших полторы тысячи
145
В параллельной нашему миру реальности также состоялся исход избранного теперь уже Боггом народа со схожим названием в пустыню, водимого, правда, почему-то не самим Моссом, а его сыном. В земной же истории имя Моисей было производным от слова «мосе», означавшего «сын». Некоторые склонны полагать, что Тутмос III («сын Тута», а точнее Тутмоса II) и был загадочным водителем, оставшимся в истории как Moses. Египетской версии происхождения Моисея придерживался и основоположник психоанализа — Зигмунд Фрейд. — Вол.
— Но это же наши первейшие враги! — Это кто-то из братьев не удержал в себе полезшего наружу лоховища.
— Еще одно доказательство необходимости очистительных процедур для слишком горячих голов, — невозмутимо отметил Соррос и продолжил: — Итак, третий перекати-народ, миллиардная армия «послушных», несмотря на кажущуюся враждебность Большому Делу, остается наиболее подходящим агентом для грядущего Исхода. Не надо думать, что новые носители Дела потребуют от нас огромной армии дирижеров и контролеров. Нет, весь их так называемый оркестр, со всеми инструментами, исполнителями и прочими кадрами полностью автономен и управляем изнутри собственными дирижерами. Наша задача решается на уровне репертуара, мы просто пишем мелодии для оркестра. Мелодии, ничего больше. Никаких газет, армий пропагандистов, агитационных ансамблей. Только мелодии для новых маршей.
— И куда мы поведем всю эту толпу? — нетерпеливо вопрошал зал голосом самой своей непоседливой единицы.
— В Обитель Двух Истин мы их поведем, — просто ответил Соррос, как будто речь шла не об эфемерной мифологеме, а касалась вполне осязаемых земель наподобие царства светлого будущего.
— А как же возрождаемое правдославие? — выступил с места известный своей неподкупностью протодиакон-оккультист.
— Конечно, правдославие неплохо показало себя в управлении Северо-Восточным локусом, но для Исхода нам потребуется не правая щека, а огонь интифады [146] .
146
Интифада — букв. «избавление» (араб.), по сути народное восстание. Избавление от кого и восстание против чего, Соррос не уточняет, а жаль. — Вол.
— А вы не боитесь разоблачений? Возможно, со стороны ренегатов. В первую очередь со стороны ренегатов. Ведь эта проблема так и не решена, о чем говорит недавний случай режиссера Кубика.
— Нет, разоблачений мы не боимся. Мы боимся разоблачения. А разоблачений? Чем их больше, тем лучше. Мы пришли к такой модели развития, когда разоблачения представляют собой цемент, укрепляющий конструкцию. К сожалению, талантливых разоблачителей не так много. И количество их в связи с успехом тактики «влажного горения» все меньше и меньше. Что, с одной стороны, обедняет нашу программу так называемых злодейств, а с другой ослабляет к нам внимание со стороны лохоса. Этого и следует опасаться — затухания внимания. В связи с этим хочу выдвинуть лозунг сегодняшнего дня: «Волю хулителям!» — На этих словах по залу прокатилась волна оживления… Соррос постучал перстнем по графину с водой и продолжил: — Я сказал, волю хулителям, а не сидящим в этом зале латентным ренегатам. На предателей, даже будущих, лозунг не распространяется… Ренегатам из зала мы предложим отнюдь не гранты в конвертах, а камни в зашитых карманах.
Сорос сделал паузу, и в зале воцарилась гробовая тишина. Двуликий арканарх был отменным оратором,
— А вот по ту сторону «», — насладившись тишиной, продолжил он, — по ту сторону нам теперь не с топорами за отступниками бегать, а трибуну им давать. Не всем, разумеется, а тем, что «глаголом жечь умеют». Пусть жгут. Пусть жгут дотла непросветленные мозги.
— Нема! Нема! [147] — взревел зал, восприняв последнее предложение как боевой клич.
Териархи выдвинули из своих глубин грозные ширы, олеархи зачмокали сосалами, загудело окочурами племя чурайсов, заохали, зачесались, пытаясь унять чудовищный зуд в своих нежных рудиментах, утонченные загребки, и у всех без исключения элементальных начал, невзирая на занимаемую ступень в пирамиде Дающей, затрепетали тонкие розовые складки похороненного в глубине, затравленного, забитого, но все еще живого лоховища, — ужасного свидетельства первородного греха — падения в изначальную Лохань.
147
Возможно, с внешней стороны «», это восклицание изменяет порядок на обратный и звучит как «Амен». — Вол.
Со стороны профанического невежества, само собой, этот коллективный экстаз в бывшем клубе лагеря «Красная Заря» выглядел чем-то средним между съездом приснопамятной КПСС и утренником в дурдоме. И лучшей маскировки для Союза СоСущих быть не могло. С дурачков и сектантов — каков спрос? А властители в бирюльки не играют. Каждый знает… И даже спрятавшиеся в нише лазутчики от опазиции, которым удалось проникнуть в святая святых Больших Овулярий и которые, разумеется, благополучно ускользнут от шир младшего зверсостава, сыграют свою роль в прикрытии Братства. Ведь они наконец-то смогут рассказать оболваненному лохосу «всю правду», раскрыть всю подноготную (больно!) их плачевного, но не безнадежного положения. Пусть узнают о том, что ими управляют отнюдь не пришельцы и даже не титаны с атлантами, а всего лишь бесноватые, но при этом недалекие безумцы. И что они, эти собравшиеся в ветхом пионерском зале горе-заговорщики, скорее олигофрены, чем олигархи. И совершенно идиотские ритуалы у них, ведь эти адельфы даже в анус не целуют неофитов, а всего лишь пальцы обсасывают, и планы их по достижению господства смехотворны и невыполнимы, и вся их конспирология давно разжевана до крошек, что запутались в бороде Негуда. И вообще, осталось ткнуть пальцем в их картонную пирамиду, и она развалится, как карточный домик 22-х начал, или как воздушные замки строителей каменных гор. Вот и вся тайна. Можно сказать, всем тайнам тайна.
Тайна голого короля.
— Чуешь? — дождавшись, когда уляжется овация, спросил Платон Ромку.
— Кого? — Мюрид повернул голову, демонстрируя свою готовность впиться во вседающую Ма.
— Верно улавливаешь, — Онилин одобрительно похлопал ученика по плечу. — Не что, а кого. Кого-кого, незапятнанного, кого же еще?
— Чую, как в носу что-то свербит. Я думал, это от лохани чьей-то.
— Снова в точку. Только не от лохани. Лохань у нас на всех одна. А вот лоховище незапятнанного особый аромат источает.
— Я бы сказал, вонь, — сказал Ромка, демонстративно зажимая нос.
— Не дури, — тихо сказал Платон, — не нос его чует. Сам знаешь что.
— Знаю… только как я сосалом презрение выкажу?
— А у нас тут не театр, чтобы сценки разыгрывать. Но незапятнанных здесь быть не должно, — утверждая это с видом глуповского градоначальника, Платон повращал глазами и, как будто что-то заметив, уставился в левый дальний угол зала.
— Нашли? — спросил церемониарха подопечный.
— Обнаружил, — сказал Онилин и трижды топнул ногой в истертый паркет.
Получилось довольно громко. В зале воцарилась мертвая тишина. Платон поднялся во весь рост и громко объявил:
— Незапятнанный среди нас. Внимайте, братья.
Онилин остался стоять. Вслед за ним встали и остальные участники собрания, обнажая свои рудименты. В углу партера и на галерке балкона раздались панические возгласы и призывы к бегству. То всполошилась просочившаяся опазиция, которая всерьез решила, что именно она представляет опасность для «молочных братьев». Все смельчаки, конечно же, счастливо сумеют избежать поимки и расправы. С этой целью их сюда и заманили, чтобы они сами смогли подслушать величайшие тайны закулисы, а потом выставить братьев в их истинном, разумеется неприглядном, свете. Все шло как по маслу. Недаром Платон Онилин прослыл мастером подобных представлений. Хотя и без накладок не обошлось. Один из приглашенных териархов был не проинструктирован насчет псевдолазутчиков, и его грозная шира едва не сгубила юркого журнаша, то ли из желтого, то ли из красно-коричневого лагеря. Слава Боггу, оказавшийся рядом сосунок быстро нейтрализовал смертельный укол — фактически убитый журнаш поднялся с таким видом, как будто видел самого Вседержителя, и чуть опять все не испортил, оставшись стоять с открытым ртом. Только получив легкий разряд одного из окочуров, он, прикрыв голову руками, бросился догонять своих.