Сотворение Святого
Шрифт:
И такая ярость отразилась на его лице, что любой, взглянув на него, понял бы: он действительно не остановится ни перед чем. Катерина задумалась.
— Хорошо, — ответила она, к моему величайшему изумлению. — Я сделаю все, что смогу.
— За это вы удостоитесь признательности Святого Отца и моих слов благодарности.
— Для меня это одно и то же.
— А теперь, мадам, я вас покину. Успокойтесь, помолитесь. Молитва утешит вашу печаль.
Он поднял руку, как и прежде, с двумя оттопыренными пальцами и повторил слова, с которыми
— Да пребудет с вами милосердие Божье!
Глава 27
Мы отправились к крепости торжественной процессией. Люди, мимо которых мы проходили, возносили хвалу Кеччо и проклинали Катерину. Она шла спокойная и бесстрастная, а когда протонотарий что-то ей говорил, отвечала с отвращением на лице.
Вызвали коменданта, и Катерина обратилась к нему со словами, предложенными Савелло:
— Раз уж Небеса забрали у меня сначала мужа, а потом и город, я прошу вас, памятуя о том, что я назначала вас на эту должность, сдать крепость полномочным представителям его святейшества папы.
В ее голосе чувствовался легкий намек на иронию, а губы чуть кривились, словно в улыбке.
Комендант хмуро ответил:
— Вы назначали меня комендантом с тем, чтобы я защищал крепость от врагов, а потому я не сдам ее представителям его святейшества папы. И поскольку Небеса забрали у вас мужа, а потом и город, я, возможно, сдам крепость, но только Богу, мадам, а земным силам ее у меня не отнять!
Катерина повернулась к Савелло.
— И что мне делать?
— Настаивать.
Она повторила требование, и они услышали тот же ответ.
— Так не пойдет. — Катерина покачала головой. — Я очень хорошо его знаю. Он думает, что я говорю по принуждению. Не знает, что я делаю все по доброй воле, из великой любви к папе и Церкви.
— Мы должны захватить крепость, — гнул свое Савелло. — Если она не станет нашей, я не смогу гарантировать вашу безопасность.
Она долго смотрела на него, а потом ее, похоже, осенило.
— Если я войду в крепость и поговорю с ним там, он скорее всего сдастся.
— Мы не можем отпустить вас, — покачал головой Кеччо.
— Мои дети останутся у вас в заложниках.
— Это точно, — промурлыкал Савелло. — Я думаю, мы можем отпустить ее.
Кеччо возражал, но последнее слово принадлежало священнику, так что коменданта вызвали вновь и велели ему впустить в крепость графиню. Савелло предупредил ее:
— Помните, ваши дети у нас, и я без колебаний прикажу вздернуть их, если…
— Я знаю, что у вас христианская душа, монсеньор, — прервала его Катерина.
Но, едва оказавшись в крепости, она тут же поднялась на стену, и мы услышали ее издевательский смех. Ярость, которую она держала в себе, вырвалась наружу. Она честила нас последними словами, которые больше пристали торговке рыбой, грозила нам смертью и всевозможными пытками, обещая отомстить за убийство мужа.
Мы стояли с открытыми ртами, словно пораженные громом.
— Мерзавка! — прошипел он. — Мерзавка!
Дрожа от ярости, он приказал привести детей и крикнул графине:
— Не думай, что у нас не хватит смелости. Твои сыновья будут повешены у тебя на глазах.
— Я смогу родить новых, — презрительно ответила она.
Природа даровала ей сердце львицы. Я не мог не восхититься этой удивительной женщиной. Конечно же, она не могла пожертвовать своими детьми! Но я сомневался, что нашелся бы хоть один мужчина, который так смело ответил бы на угрозы Савелло.
Лицо священника перекосила злобная гримаса. Он повернулся к своим помощникам.
— Постройте помост с двумя виселицами, и быстро.
Савелло и Кеччо удалились, площадь заполнила толпа, скоро застучали молотки. Графиня стояла на крепостной стене, смотрела на своих бывших подданных, наблюдала за строительством помоста.
Много времени оно не заняло. Савелло и остальные вновь подошли к воротам крепости, и священник еще раз спросил, готова ли Катерина сдаться. Она не удостоила его ответом. Привели двух мальчиков, одного девяти лет, другого — семи. Когда люди увидели их, шепот жалости пробежал по толпе. И мое сердце забилось чаще. Мальчики смотрели на помост и ничего не понимали, но Чезаре, младший, видя вокруг столько незнакомых людей с сердитыми лицами, заплакал. Оттавиано тоже был на грани слез, но, как старший, посчитал, что плакать ему не пристало, и сумел сдержаться. А потом Чезаре увидел мать и позвал ее. Тут же к нему присоединился Оттавиано, и они уже вместе кричали:
— Мама! Мама!
Она молча смотрела на них, и на лице не дрогнул ни один мускул. Ее словно высекли из камня… Ох, это было ужасно. Она показала себя железной женщиной.
— Еще раз спрашиваю, — крикнул Савелло, — ты сдашь крепость?
— Нет… нет!
Голос звучал спокойно, звенел, как серебряный колокольчик.
По знаку Савелло двое мужчин направились к мальчикам. И они внезапно все поняли. С криком бросились к Кеччо, упали у его ног, ухватились за его колени. Оттавиано больше не мог сдерживаться и расплакался. Его брат, увидев слабость старшего, заревел еще сильнее.
— Кеччо, не позволяй им забрать нас.
Кеччо их словно и не слышал, смотрел прямо перед собой. Он не был таким бледным, даже когда граф пал под ударом его кинжала… Дети отчаянно рыдали у его ног. Мужчины колебались, но слуга Бога не знал жалости. Вновь махнул рукой, еще более нетерпеливо, и мужчины сдвинулись с места. Мальчишки, уцепившись за ноги Кеччо, продолжали молить:
— Кеччо, не позволяй им забрать нас.
Кеччо по-прежнему смотрел прямо перед собой, словно ничего не видел, ничего не слышал. Но его лицо! Никогда я не видел такой агонии…