Совершенно несекретно
Шрифт:
Я очень переживал из-за всех трех отставок, особенно — из-за отставки Егора Яковлева. Они, эти отставки, самым удручающим образом сказались на настроениях демократической части депутатского корпуса. И Яковлев, и Полторанин, и Бурбулис вели огромную работу по подготовке съезда, и в том, что мы пришли к нему с согласованными во многом позициями, с конструктивными предложениями, демократически ориентированными, была большая заслуга и этих троих, последовательно поддерживавших реформы, правительство, президента. К сожалению, такие проявления «признательности», как сдача своих соратников, неугодных оппозиции, президент будет практиковать и впредь перед
Но по мере работы съезда все яснее становилось, что задуман некий переворот — в отношении и правительства (фактически его полное переподчинение Верховному Совету), и палат Верховного Совета, где предусматривалось изгнание демократов под любыми предлогами, а уж используя решения регионов и депутатских групп — и подавно.
Таким образом, для нас главным на съезде становилась защита правительства и курса реформ. И, как всегда прежде, положение опять-таки спасал президент с его решительными действиями, порой никак не прогнозируемыми заранее.
Пожалуй, это был тот самый съезд, который, собственно, и привел к драматическим событиям октября 1993 года. Именно на нем формировалась монолитная команда, противостоящая президенту, именно на этом съезде вызревали планы смещения Ельцина или хотя бы ограничения его полномочий. Ничем иным, по сути, съезд заниматься и не предполагал, в чем проявилось величайшее лицемерие Хасбулатова. Если вдуматься, это был уже совсем другой человек, мы такого Хасбулатова еще не знали.
А поначалу события на главном форуме страны развивались более или менее предсказуемо. Хасбулатов на второй день работы съезда выступил с характеристикой обстановки в государстве, остановился на спаде производства и обнищании людей, то есть объективно он затронул действительно насущные проблемы. Но Хасбулатов не был бы Хасбулатовым, если бы, доказывая несостоятельность правительства, не начал подтасовывать цифры и приводить неверные данные, в чем его практически тут же и уличила вездесущая пресса.
Во мне тревога стала нарастать, когда я услышал, что голосование по поправкам к Конституции разделено на два этапа: по правительству — тайное, через кабины, а по всему остальному — в обычном открытом порядке. Да, мы, демократы, к этому съезду подготовились плохо.
Поправки, касающиеся правительства, на самом деле имели прямое отношение к президенту и серьезно ослабляли его полномочия. Их, этих поправок, было четыре, и именно вокруг них развернулась борьба, которая затем захлестнула и последующие съезды.
А закончилась эта изнурительная борьба только в декабре 1993 года принятием новой Конституции, поставившей последнюю точку в вопросе разделения властей.
Поправки к Конституции предусматривали введение подотчетности правительства не только президенту, но и съезду и Верховному Совету, причем президент в соответствующей строке стоял на третьем месте. К назначению председателя правительства съездом добавлялось и назначение всех заместителей председателя правительства, силовых и ключевых министров лишь с одобрения Верховного Совета. Все министерства и ведомства, согласно тем же поправкам, должны были образовываться и ликвидироваться Верховным Советом по представлению президента. И, как говорится, на закуску, депутатских мандатов предполагалось лишить всех членов правительства, всех министров и руководителей исполнительных
Это были принципиальные изменения, но выступление Бориса Николаевича 4 декабря 1992 года перед голосованием не возымело никаких последствий, и роковые поправки почти все были приняты. Становилось совершенно очевидным, что власть переходила в руки к Хасбулатову.
После голосования 7 декабря Борис Николаевич сделал еще одну попытку изменить ситуацию, но и эта попытка оказалась тщетной. Поскольку работа правительства уже была признана неудовлетворительной и предстояло назначение нового председателя правительства, а поправки к Конституции серьезно ограничивали полномочия президента и фактически не давали ему возможности проводить линию, обещанную гражданам России в предвыборной кампании и поддержанную ими при его избрании президентом, Борис Николаевич 10 декабря ринулся в бой.
Накануне, где-то около полуночи, у меня на даче раздался звонок Геннадия Эдуардовича Бурбулиса, который пригласил меня срочно приехать в Кремль. Через час я был у него в кабинете, где встретил С.М.Шахрая и В.С.Старкова, Речь шла о подготовке акции на утреннем заседании съезда — о выступлении Б.Н.Ельцина и последующем уходе из зала его сторонников. Мы поговорили о тексте выступления, и я предложил в нем пожестче выделить требование о проведении референдума. В конце концов, народ и только народ, избравший президента и народных депутатов, вправе решать, кому в данной ситуации он доверяет судьбы страны и реформ.
Совершенно очевидно, что расстановка сил в обществе — явно в пользу президента, а на съезде — столь же явно против него. Это несоответствие могло быть высвечено только на референдуме. Но идущие за Хасбулатовым депутаты, понимая, что в народе у них поддержки маловато, панически боялись всенародного волеизъявления и поэтому в Конституции закрепили право только съездом решать вопрос о проведении референдума.
А между тем нам нужно было договориться, чтобы после выступления Б.Н.Ельцина демократические депутаты покинули зал, В случае если и Хасбулатов тоже уйдет, мне следовало объявить перерыв на съезде.
Утром, перед съездом, я попросил руководителей демократических депутатских групп переговорить с коллегами и подготовить их к выступлению президента и к проведению последующей акции. Нам важно было еще и определить истинную расстановку сил на съезде, чем подтвердить нашу надежду на то, что у нас будет такое количество голосов, которое заблокирует дальнейшие изменения в Конституции. Однако некоторые наши сторонники восприняли такую активность с сомнением: нужно ли, дескать, тут идти на обострение?
Выступление Бориса Николаевича прозвучало как гром среди ясного неба. Оно транслировалось по Российскому телевидению и радио и воспринималось как обращение не столько к депутатам, сколько ко всему народу, которому Борис Николаевич открыто заявил, что Верховный Совет стремится узурпировать все его права и полномочия, но не собирается нести ни за что ответственность; президенту созданы невыносимые условия для работы; реформы блокируются их противниками. Короче, нам, сторонникам президента и реформ, окончательно стало ясно: единственный выход из возникшего кризиса — проведение всенародного референдума. После выступления и встречи с депутатами-единомышленниками Борис Николаевич уехал на АЗЛК.