Совьетика
Шрифт:
Я не шутила. Я на самом деле не знала даже, как выглядят собачьи экскременты, пока не оказалась в первый раз в Европе.
А еще меня до глубины души возмущало голландское сюсюканье с животными, с которыми здесь обращались лучше, чем с людьми. Нет, я тоже против плохого обращения с животными, но когда видишь собачек в попонках и ботиночках, откормленных на 30 сортах какого-нибудь «Педигри», морозным утром важно проходящих вместе с хозяевами мимо лежащего на лавочке возле вокзала дрожащего от холода бездомного, которого не пустили вчера в ночлежку только потому что он не сумел собрать 7 с половиной гульденов с такой вот зажравшейся публики – любителей собачек и кошечек, просто желудок
Не знаю, что меня раздражало больше – то, что я открыла для себя, что на самом деле представляют из себя хваленые голландские «normen en waarden », или то, что я не имела права даже выразить здесь вслух свое мнение. Ну и свободочка!
Так как мнение выражать не полагалось, возмущение начало накапливаться, как газ в непрерывно поддуваемом воздушном шарике. В один прекрасный день это грозило большим взрывом.
Забегая вперед, скажу, что больше всего на свете Сонни боялся повторить судьбу сеньора Артуро – заболеть и остаться без средств к существованию.
– Я никогда в жизни не пойду на улицу торговать газетой “Де Страаткрант” !- говорил он, – Артуро сам виноват в том, что с ним случилось.
О да? Прямо-таки не муж, а социальный дарвинист какой-то!
Я только глубоко вздыхала, вспоминая, какие, например, отношения были у маминых сотрудников на работе. Когда одна из женщин в ее отделе умерла при родах, весь отдел взял шефство над ее новорожденным сынишкой. Бабушке, которая взяла внука на воспитание, то и дело дарили подарки и оказывали материальную помощь. И так до самого его совершеннолетия – и не потому, что кто-то заставлял. Завод даже послал его на учебу в вуз и платил ему стипендию (заводская стипендия была выше государственной). А еще помню, как мы регулярно ездили в Москву: навещать старенькую вдову бывшего директора маминого завода – военных лет, чье имя носил теперь завод… И возлагать цветы на его могилу. Просто у людей были и душа, и совесть. Никто не сказал: «А, старуха сама выпутается, ей государство платит по потере кормильца!» Даже мысль такая была кощунством. И в ногах у богатых спонсоров тоже не надо было валяться.
Помимо демонстраций, я ездила вместе с мамиными коллегами в колхоз и на экскурсии в Москву, а иногда – хотя и редко, потому что на завод нужен был пропуск – бывала и у мамы в отделе. Когда я была еще совсем маленькая, мы ездили всем ее отделом отдыхать с ночевкой в сосновый бор на берегу реки – в палатках. Готовили еду на кострах, а меня и других ребятишек, к нашему восторгу, катали на мотоцикле «Урал»- в коляске. Потом мы весь вечер бегали вокруг него при свете костров – и, как оказалось, вытерли с него своими руками и платьями всю пыль! Было весело, не только нам, но и взрослым. Пели песни, рассказывали анекдоты, были разные смешные случаи и в самой поездке. Анекдоты обычно травил Алик – зам начальника, старый сердцеед-холостяк. Еще запомнились мне веселая толстушка-секретарша Лена с большим шиньоном, как тогда было в моде, киномеханик Петя (на заводе была своя кинобудка), художник Игнат Александрович – театрал и путешественник, объехавший всю нашу страну вместе со своей семьей; начальник Михаил Петрович, у которого была собака Кутя породы дог, носившая панталоны его жены с дыркой, прорезанной для хвоста, когда у нее болел живот после того, как она ела вишни прямо с дерева у него в саду…
Когда по дороге на экскурсию в Москву Лена вставала в автобусе, он начинал крениться на бок, а балагур Петя кричал: «Не заноси корму, Леночка!»
Автобус нанимали на заводские деньги, прямо с экскурсоводом, которая рассказывала, что находится или происходило когда-то по дороге от нас до Москвы. Постепенно
«Надежда – мой компас земной,
А удача – награда за смелость
А песни довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось…»
Тогда и песни-то были общенародные, которые хотелось петь, а не «зайка моя, я твой зайчик… ты побежишь, а я рядом, ты украдешь, а я сяду…»
А один раз весь отдел поехал на экскурсию… на саму Останкинскую башню! С обедом в одном из трех ее высотных ресторанов: кажется, бронзовом. Кроме него, еще там были серебряный и золотой – как на Олимпиаде. Всем из нас это было по карману. Какой оттуда открывался вид! А кто там сегодня обедает? Правильно, воры, называющие себя элитой…
Работать в колхозе тоже было весело – главное, чтобы с погодой повезло! На прополке летом нас, городских сразу можно было отличить от местных: народ пытался загореть и на грядках работал чуть ли не в купальниках и плавках. А деревенские жители, наоборот, всегда были в темном и закрывали от солнца лицо и руки. Наверно, потому что у них такая возможность и без того бывает каждый день. В обед мы садились на травку и раскладывали на одеялах сообща «кому что бог послал». Ели все вместе – одной большой дружной компанией, со смехом и прибаутками. Вареную картошку, сметану, салаты и соленья, пирожки и бутерброды… Пили холодный квас, который охлаждался в ведерке в речке пока мы работали.
Обычно в колхоз мы ездили на день, но однажды летом поехали на целую неделю. Вот это было приключение! Деревня, в которой нас разместили, от нашего города была часах в 3 езды: на самом южном краю нашей области. Рейсовый автобус в эту деревню приходил только раз в неделю!. Спали мы на полу на матрасах в спортзале местной школы: девочки- налево, мальчики- направо, в том смысле, что женщины – по одной стене, мужчины – по другой, напротив.. Когда мне по вечерам становилось скучно, я лазила там по канату.
А какими вкусными были обеды в колхозной столовой, особенно после работы жарким денечком! Я за эту неделю на полях обгорела так, что наконец-то, к моей радости, по цвету кожи приблизилась к мулаткам.
Однажды утром наши женщины проснулись от того, что над их головами стоял-в белой парадной рубашке – местный председатель: красивый брюнет.
– Извиняюсь, у вас тут кто-нибудь коров доить умеет?
Мы спросонья плохо соображали. Было 5 часов утра.
– Чего?
– Коров, говорю, доить умеет кто-нибудь из ваших?
– Ну откуда же, мы же все городские…
– Эх, что же мне делать.. Коров доить пора, а мои девчата все спят еще… вчера напились пьяные…
Вот так мы узнавали о проблемах сельского хозяйства Нечерноземья…
Для тех, кто еще не понял – меня никто не заставлял ездить с мамой в колхоз. И работать на полях с ней не заставлял. (Я ездила в колхоз и со своим классом. А с мамой – совершенно добровольно, мне самой хотелось этого, такая замечательная там была компания!)
Осенью, на уборке картошки, тоже было славно. Иногда за хорошую работу разрешали взять по ведерку ее домой. Нам это было не надо, у нас картошка росла своя, а вот тем маминым сотрудникам, которые жили в квартирах, это было очень даже кстати. Один раз мы убирали сахарную свеклу: вот это вкуснятина, если ее сварить в горшочке! Я бы ее продавала в магазинах, а не только пускала на сахар.