Советская поэзия. Том второй

Коллектив авторов

* * *

Прекрасен мир, сменяющий одежды, Воздевший солнце на рога быка. Прекрасна жизнь: любовь, бои, надежды; Одно печально: слишком коротка.

АДАМ ШОГЕНЦУКОВ^{57}

(Род. в 1916 г.)

С кабардинского

* * *

Зерно не пропадает без следа, Зерно, упав, дает зеленый всход, А упадет лучистая звезда — И никогда уж снова не взойдет. Зерно

твоей любви в душе другой Когда-нибудь взойдет наверняка, А все, что было только суетой, Не принесет ни всхода, ни ростка.

‹1960›

КАК ПАХАРЬ И ВОИН

Уже, как тетива, натянута строка, И жду я, чтоб слова, как стрелы, полетели, Но твердости еще не обрела рука, Глаза не отыскали цели. Уже словесные собрал я семена, И мысли вспаханы, — для сева все готово, Но не изведаны и почвы глубина, И всхожесть зреющего слова. В тревогах, в поисках, как пахарь и стрелок, Упорно я тружусь и месяцы и годы, Чтоб удалось мне в цель направить стрелы строк, Чтобы взошли слова, как всходы!

‹1964›

СКВОЗЬ ЦЕПКИЕ КУСТЫ…

Сквозь цепкие кусты — на склон высокий, Туда, туда, где вольно дышит грудь!.. Как злые львы, гривастые потоки Кидаются, чтоб заградить мне путь. Пусть лютый зной палит меня, как пламя, Пусть ураган трубит в свой грозный рог, Пусть ливень хлещет мокрыми бичами, Пусть буря бьет в лицо и валит с ног, — Меня дорога не манит иная, Всегда бы знать лишь этот путь один, Лишь вверх идти, усталости не зная, Дышать лишь вольным воздухом вершин!

‹1964›

ХАБИБ ЮСУФИ^{58}

(1916–1945)

С таджикского

НАСТАЛО ВРЕМЯ!

Настало время, мой калам, отныне стань острей меча! Настало время, песнь моя, рази и бей, гремя как гром, Чтобы грозой настичь врага, чтоб уничтожить палача, Чтобы засох его арык и чтобы рухнул вражий дом. Любви к отчизне целый мир ты в сердце носишь, мой народ. Пусть вечно родина цветет, неколебима и горда. Ты лютой ненависти мир обрушил на фашистский сброд, Чтоб в нашей ненависти враг нашел могилу навсегда. Теперь, когда гремит война, когда в огне моя страна, Я предан родине моей сильнее, чем когда-нибудь. Теперь, когда иду я в бой и мужества душа полна, Любимой я любим нежней, сильнее, чем когда-нибудь. Не дрогнул я! Моя рука пощады не сулит врагам, Отныне стань острей меча, настало время, мой калам!

‹22 июня 1941 г.›

* * *

…Когда нежданной передышки Пришла короткая пора, Нам старшина принес две книжки Из разоренного двора. Их обожгли огонь и пули, И были рады души их, Когда солдаты обернули Одной шинелью их двоих. Мы бережно читали знаки Давно минувших рубежей… А после снова гул атаки Нас поднял в бой из блиндажей, И в наступленье в нашей роте Бойцами шли Толстой и Гете.

‹1942›

ДЖЕМАЛДИН ЯНДИЕВ^{59}

(Род. в 1916 г.)

С ингушского

РЕЧЬ ГОРНЫХ АУЛОВ

Я с Пушкиным на скалах снеговых Присутствовал при заревом пожаре, Здесь Лермонтовым выкованный стих Я в юности читал другой Тамаре. Здесь я узнал аулов горных речь И соль и сахар языка родного, И с той поры

поклялся я беречь Звенящее, сияющее слово. Отсюда в серой предрассветной мгле Я уходил без бурки и кинжала, Но и в разлуке сердце продолжало Свободно биться на родной земле. Я уходил, чтобы вернуться снова, Внимательней, суровей стал мой взгляд, Но соль и сахар языка родного Я берегу, как много лет назад.

‹1966›

ХАЛИМАТ БАЙРАМУКОВА^{60}

(Род. в 1917 г.)

С карачаевского

* * *

Думаешь, с криком «ура!» Любят и верят сильнее? Я не кричу «ура!», Я молча любить умею. Молча. Наверняка. Вечно и неизменно. Шум исчезает, как пена, Но остается река Там, Где любовь глубока. Не верю я Крикунам, В крике пружинящим шею. Я молча жизнь отдам, Я молча любить умею.

‹1962›

* * *

Во мне городского (Того, кабинетного) мало, Мне вешние пашни Домов стоэтажных Милей, Как жадно теперь я бы шуму лесному внимала! В руке бы сжимала Застенчивый стебель полей… И, ноги босые в росе леденящей купая, Простуды не зная, От зноя Не пряча лица, По горным потокам, По выступам камня ступая, Все горы обшарить хотела бы я До конца. Во мне городского (Бумажного, книжного) мало, Мне более сладок тенями завешенный сад… Крестьянка во мне Не заснула, А чуть задремала, И вот пробудилась, И тянет, и манит назад…

‹1966›

МИРЗА ГЕЛОВАНИ^{61}

(1917–1944)

С грузинского

ЖДИ МЕНЯ

К тебе вернусь я поздно или рано, Развею и туманы и дожди, Своей улыбкой залечу все раны, Ты только жди меня, родная, жди. Я соберу друзей легко и скоро, Их выстрелы с ветвей стряхнут росу. Сниму я небо, раскачаю горы И в дар тебе, родная, принесу. И ты услышишь медленные песни Своих подружек, названых сестер, О юности, что скрылась в поднебесье, О витязе, к тебе пришедшем с гор. Зурна начнет твою улыбку славить, Ей басом отзовется барабан, И каждый, кто придет тебя поздравить, От знойного маджари будет пьян. …На скатерти небес я справлю свадьбу, Но чтоб ее не омрачила ложь, Мне лишь одно вдали хотелось знать бы: Что ты меня не уставая ждешь.

‹1942›

ОТ МТАЦМИНДЫ ДО СМОЛЕНСКА

От Мтацминды до Смоленска путь далек: Были горы, были степи и болота. Помнишь ночь? На минном поле ты залег Под огнем неумолимых пулеметов. Помнишь Днепр, Холодный, мутный, как рассвет? Осень листьями дороги устилала… Был я ранен, а остался только след — Небо Родины, как лекарь, исцеляло. …Я твой дом своим письмом не огорчил: Написал, что в битвах всякое бывает, Что охотник из Пшави не отступил, Сердце друга на войне не умирает. Сердце, нет, не умирает, как боец, Все мне кажется теперь в огне похода, Что отныне я владелец двух сердец, Что к своим годам твои прибавил годы.