Советские художественные фильмы. Аннотированный каталог. Том 2. Звуковые фильмы (1930-1957)
Шрифт:
Так ушел его дед, которого он очень любил. Дед в его представлении был настоящим героем — воевал с басмачами! "Это не то, что мы, нынешнее поколение, — думал Аман. — Где басмачи, где белогвардейцы, как показать свое геройство, свою смелость?"
— Опять о чем-то мечтаешь! — прервала его мысли девушка. — Так мы с тобой далеко не уплывем.
— А я не умею плавать, — неожиданно для себя признался Аман. — Ни плавать, ни лодкой управлять.
Девушка так удивилась, что даже не стала над ним смеяться. Для нее плавать — все равно что дышать. Она родилась здесь, у моря, и всю жизнь здесь прожила. И любит море, каким бы оно ни было. И в шторм, когда ревет, как разъяренный зверь, и
— Тогда вот что; надо тебе срочно научиться плавать. Хочешь?
Еще бы не хотеть! Да он просто мечтал об этом всю жизнь!
— Вот и хорошо! Тогда сразу же и начнем. Ну, пошли в море!
— Как, прямо сейчас?
— А ты не боишься ли, случаем, воды? — спросила девушка, уловив заминку в голосе Амана.
— Имеешь в виду это? — Он покрутил пальцем у виска.
— Нет, — засмеялась девушка. — Все-таки никогда моря не видел, может, боязно.
— Я слова такого не знаю! — с вызовом заявил Аман.
Уж не думает ли она, что он трус!
— Сейчас так сейчас, — решительно взялся он за ремень брюк.
— Передумала, — соригинальничала девушка, отвернувшись от него, — приходи сюда вечером. Или лучше — после вашего отбоя.
— А ты знаешь, кто я?
— Конечно. Иначе не стала бы разговаривать. Ты из пионерского лагеря, что приехал к нам из Ашхабада. А зовут тебя Аман.
— Ты смотри, все знаешь! Так значит — после отбоя?
— Да.
…Так начались их долгие счастливые вечера. Сульгун — так звали девушку — много и вдохновенно рассказывала о море. И никогда не называла его коварным. Море для нее было — нежным, бархатным, ребячливым, иногда ворчливым, нетерпеливым, щедрым, добрым.
Теперь он ощущал море не как-то отстраненно, а более конкретно, каким оно было и для Сульгун.
4
Сульгун жила с матерью. Две ее старшие сестры уже были замужем и жили далеко, одна в Мары, вторая в селе под Ашхабадом. Отца она не помнит, его убили байские наемники, Он был первый председатель рыболовецкой артели, открыто голосовал за Советы и ему не могли этого простить. Тело его нашли в лодке, которую прибило к берегу. Был он уже мертв, но в селе и так знали, чьих рук это дело. Однако не пойман — не вор. И убийцы остались безнаказанными.
Девочка росла смелой. "Вся в отца!" — шипели неодобри-тели. Но время наступило уже другое, люди стали смелее, пообрезали крылышки баям и их приспешникам. Те затаились.
Сульгун, боясь оставить мать одну, в Красноводск не стремилась. Закончив в соседнем селе четырехлетку, на том и остановилась, стала работать в рыболовецкой артели. Мать, провожая ее в плаванье, каждый раз молила аллаха сохранить дочку.
Дочку берег не столько аллах, сколько соседний сын Рахим, работавший с нею в одной бригаде. Как только Сульгун оформилась в девушку, он тут же приметил ее среди других односельчанок и назначил: быть ей его женой. Сульгун не подозревала об этом, хотя если откровенно, Рахим ей нравился. Он не был насмешником, как другие парни, разговаривал всегда спокойно, доброжелательно, а глаза излучали нежность и преданность. Есть ли что-нибудь удивительное в том, что Сульгун полюбила его? Но тут девушка узнала от матери, что Рахим интересовался, сколько баранов в их отаре, не оставил ли отец им золота: все-таки старику приходилось сталкиваться с басмачами, а у тех, как известно, золото водилось — грабили всех, кто под руку попадался. Этот беззастенчивый интерес Рахима к благополучию их семьи насторожил девушку. "Что ему до нашего золота?" — думала она. Конечно, золотые вещи в их доме были, они переходили от матери к дочери.
Сульгун тогда вспыхнула, чуть не наговорила грубостей матери. Та удивилась. А что такого? О том, что Рахим решил просватать Сульгун, знает все село. Поэтому никто из парней к ней и не подходит, все считают ее нареченной Рахима. А калым… что ж, калым все потихоньку платят.
Девушку покоробило такое корыстное отношение к самому главному, что должно случиться в ее жизни. В ее жизни! А с ее желанием никто считаться не хочет. Рахим захотел — так и будет! Нет, не будет так!
И с того дня все попытки Рахима пошутить с нею, поговорить пресекала. Парень не мог понять, что случилось, и в свою очередь показал характер — перестал вообще замечать Сульгун. Мало того, стал оказывать знаки внимания хохотушке Аксолтан. Как только где раздастся звонкий смех Аксолтан, знай, там находится Рахим.
В отместку Сульгун решила подружиться с приезжим парнем из Ашхабада. Но тихие вечера у моря изменили ее намерения. Парень оказался настолько интересным собеседником, настолько покладистым по характеру, что о Рахиме Сульгун и думать забыла. При воспоминании о нем ее даже коробило. Как могла она раньше восхищаться его остроумием, смеяться над его плоскими шуточками? Вот Аман — это да! Начнет что-нибудь рассказывать о дальних и неведомых странах — заслушаешься. А сколько книг он прочел! И как-то само собой получилось, что разговор коснулся дальнейшей учебы Сульгун.
— Приезжай в Ашхабад, там есть интернат. Правда, по возрасту ты не совсем подходишь… Но я могу поговорить.
Нет, она не хотела никакой помощи с его стороны. Она хотела все сделать сама. Только сама!
После долгих уговоров мать отпустила Сульгун в Ашхабад с обязательным условием, чтобы та жила в семье своей сестры. Поначалу так и было. Сульгун поселилась в доме сестры в Безмеине. Но расстояние между городом и поселком немалое и, спустя несколько месяцев, устроившись работать на шелкомотальную фабрику, она поселилась в фабричном общежитии. Тут она узнала, что многие девушки учатся в школе рабочей молодежи. Стала ходить в эту школу. И сразу же поняла, как она мало знает. Все, что объяснял учитель, было для нее тайной за семью печатями, она ничего не понимала. Объяснения подружек по общежитию мало помогали — подружки сами плохо разбирались в материале.
Учиться было трудно, не хватало времени. Вечером приходили из цеха уставшие, измотанные работой в пропитанных паром цехах, руки саднило от горячей воды. А тут нужно куда-то тащиться, садиться за парту, силиться понять непонятное. Иногда, махнув рукой, девчата заваливались спать; "А завтра придумаем для учителя какую-нибудь отговорку".
Но Сульгун с детства отличалась неумением лгать. Поэтому ей приходилось трудней. Каждый вечер, утомленная тяжким рабочим днем, она приходила на занятия и… почти ничего не доходило до ее сознания.
Девушка понимала, что так дальше продолжаться не может. Либо нужно бросать учебу, либо что-то предпринимать. И тогда она вспомнила об Амане, о его словах, сказанных на прощанье:
— Знай, если когда-нибудь будет трудно, найди меня. Я всегда тебе помогу.
Она пошла в пединститут. Почему туда, она так потом и не могла объяснить, Ведь Аман говорил ей, что работает в школе. Но первая же девушка, к которой обратилась Сульгун, сказала:
— Пойдемте, только что прозвенел звонок, закончилась лекция, и преподаватель Аширов свободен.