Советы одиного курильщика.Тринадцать рассказов про Татарникова.

Кантор Максим Карлович

— То есть вы ездили по городу вместе с преступником и вымогали у людей деньги?

— Почему вымогали деньги? — отвечали проштрафившиеся сыскари. — Мы просто сопровождали правительственную машину. Если ошибка вышла и нельзя теперь правительственные машины сопровождать — так и скажите.

— У него что, правительственная машина? Настоящая?

— А вы как думали? Игрушечная?

Да что же это за преступник такой? Гипнотизер он, что ли? И что это за важный чин, на которого злодей отчаянно похож?

— Гена, хватит темнить! Говори, кто!

Гена приблизил ко мне прыщавую физиономию и выдохнул:

— Третье лицо в государстве, понял! На всех фотографиях… Понял? Рядом с самим…

— Окружение

проверяли?

— Осторожно, но проверяли.

Есть версия (эту версию Гена Чухонцев изложил мне шепотом), что преступник — это один из охранников известного лица, может быть, шофер. Изучил повадки шефа, имеет ключи от его машины, даже имеет возможность пользоваться гардеробом хозяина. Чуть шеф отлучится — допустим, на совещание в правительстве отправился, встречу на высшем уровне посетил и так далее, — как шофер немедленно облачается в одежду патрона, садится в его машину и мчится бомбить спальные районы. Организовано все предельно четко — чуть образовалось окно в рабочем расписании, как шофер выехал на дело. К тому моменту, когда шеф выходит из дверей Дома правительства, шофер уже тут как тут — и дверцу услужливо распахивает. Каков типчик! Ловко придумано? И разумеется, действует на людей, когда правительственная машина во двор въезжает. У этого автомобиля наверняка особая аура имеется — аура власти. Вблизи нее ноги у прохожих подкашиваются, и в глазах рябит. Люди даже толком рассмотреть не могут, кто к ним пожаловал. Наукой доказано, Гена сообщил, что самовнушение может заставить человека поверить во что угодно — хоть в то, что он беседует с самим Александром Македонским. Легкий грим навести — и готово дело. Если привлечь в свою банду гримера и пару сообщников на мотоциклах, план осуществить довольно легко.

— Такое скоро напишешь! Тебе приз дадут! Есть у меня вариант, есть! Надо пойти по театрам — и где гримера подозрительного найдем, мы тут же хвост к нему прицепим. Думаю, недолго этому бомбиле по Москве шастать. Возьмем! Возьмем!

— Ну допустим, выйдешь ты на шофера, — сказал я Гене, — и что дальше будешь делать? Шофер у такой шишки, он и сам в чине генерала, не меньше. Тебя близко к этому шоферу не подпустят, без соли съедят. Что ты скажешь: есть у меня подозрение, что вы квартиры потрошите? А доказательства где? Гримера твоего в два счета молчать заставят. Он себе язык в камере откусит, чтобы тайну не раскрыть. Нет, Гена, ищи вариант попроще, на шофера тебе замахиваться не стоит.

Гена рассказал, что есть и еще неожиданная зацепка, любопытная ниточка, которая может привести к мошеннику. Одна привлекательная вдова, которую мошенник посетил не так давно, попробовала откупиться от мерзавца натурой. Не имея ничего ценного в доме, она решила, что сама представляет некий интерес, — и кинулась на шею визитеру. Тот незамедлительно оттолкнул пылкую вдовушку и вышел прочь — однако та успела запечатлеть на его щеке поцелуй, причем такой, что след от него мог остаться надолго. Во всяком случае, вдова уверяла, что ее поцелуи — вещь фирменная, недели на три-четыре с гарантией.

— Знаете, что такое засос? — застенчиво спросила вдова у Гены Чухонцева.

— Ну, вроде бы знаю.

— Так вам что, никогда не ставили настоящих засосов? — Полные губы вдовы потянулись к прыщавому следователю.

Гена подробно допросил потерпевшую (впрочем, потерпевшей вдову называть не стоило — то был редкий случай, когда потерпевшим вышел сам вымогатель).

— Зачем вы его поцеловали?

— Как же его было не поцеловать! Он в жизни еще красивее, чем по телевизору, статный такой, нарядный. Мундир у него с орденами. В телевизоре-то он немолодой мужчина, а в жизни орел! Посмотрел на меня — глазами прямо ожег!

— Он вам что говорил?

— Вошел и давай кричать! Кулаком стучит по столу, глазами сверкает! Я, кричит, все про

тебя знаю, шалава! Ты, кричит, прошмандовка, у меня как на ладони, все знаю, все записываю! Не открутишься, тля! В Сибири сгною, на урановых рудниках кровью харкать будешь!

— Вы прямо все это запомнили? — спросил Гена скептически.

— Так у меня покойный муж был начальник автобазы, он так же точно на меня и орал. Ну слово в слово!

— Что он еще говорил?

— Все, говорит, выкладывай как на духу, стерва! Запорю! Чтобы мне все выложила, всю подноготную! А то, кричит, развелось вас, шалашовок, на мою голову! Небо коптите, налогов не платите, жрете в три горла! Экология, кричит, через вас в стране перевелась! Повернуться негде, везде на вас натыкаешься! Чтобы у меня строем ходила!

— Денег просил?

— Да не просят такие мужчины, — сказала вдова с глубоким вдохом, — не просят они. Сама таким мужчинам все даешь. Подошла я к нему и поцеловала. Впилась прямо в него губами, я умею. Как пиявка впилась.

— А он что?

— Так ведь на службе он, нельзя ему. Опятьтаки женатый человек, блюдет себя. Он бы может, в другой раз и рад, а здесь — не смог через себя переступить. Нет, говорит, Надежда, — это мое имя такое: Надежда, — нет, говорит, Надежда. Не могу я сегодня остаться. На днях, говорит, пришлю за тобой правительственную «волгу», и поедем мы с тобой, Надежда, париться в правительственную сауну. Там-то, говорит, я тобой и буду наслаждаться, забыв о своем долге. А пока должен идти, дела государственные ждут.

— Но поцеловать вы его успели?

— Это уж не сомневайтесь. Так присосалась, недели три вспоминать Надежду будет.

— Он вас оттолкнул, верно?

— Не хотел он меня отталкивать, не хотел! Женщины, милый, такие вещи чувствуют! Не оттолкнул, а деликатно отодвинул. — Надежда показала, как деликатно отодвинул ее влиятельный посетитель. — Отодвинул, посмотрел мне прямо в глаза и говорит: ты меня жди, Надежда, жди меня — и мы с тобой скоро в сауне увидимся.

Одним словом, если в последних своих показаниях по поводу сауны вдова несомненно кое-что сочиняла, то сведения о поцелуе скорее всего были правдивые, — это косвенным образом подтверждали и бабки во дворе, которые видели, как значительное лицо выбежало из подъезда, держась за щеку, и кинулось в лимузин.

— Значит, за щеку держался?

— За щеку, родимый, за щеку. Ну, думаем, не иначе от Надежды вышел. Умеет Надька приголубить.

— А к ней что, часто ходят?

— Так я здесь, милый, не сторожем работаю. Не знаю, часто аль нет. Но каждый день кто-нибудь да ходит. Жить-то женщине надо, ты как считаешь?

Гена показания старух записал — и вот теперь излагал их мне.

— Ну что? Как вариант сойдет? Посадить этой вот Надежде пару человек под окнами, прослушку наладить, камеру наблюдения установить — глядишь, через недельку и повезут-таки ее в баню, а мы на хвосте! Думаю, тебе вот что надо еще сделать: взять аккредитацию в Дом правительства и чиновников рассматривать — кто с засосом на щеке пойдет, того и хватать будем.

— Гена, — сказал я ему, — ты совсем обалдел! Кто мне, репортеришке, даст аккредитацию в Дом правительства? Ну сам подумай. И потом — допустим, придет чиновник с засосом на щеке — и что? Состав преступления где? Это что, законом возбраняется, чтобы чиновников бабы целовали? Думаешь, одна Надежда так умеет лобзаться?

— Ну все-таки, — сказал Гена раздумчиво, — тут уже можно выстроить цепь косвенных доказательств, копить улики. Засос имеется, показания бабок в наличии, если еще отыскать гримера… Круг сужается, чувствую, круг сужается! Тебе надо будет еще и в Думу сходить. Погуляешь по Дому правительства, а потом к депутатам присмотришься. Ты же репортер, ходи, вопросы задавай, а сам поглядывай, поглядывай! Как увидишь красное пятно, сразу звони.