Современная жрица Изиды
Шрифт:
Во всхъ трехъ причинахъ неврности перевода, разъ этотъ переводъ дйствительно невренъ, подлогъ не подлежитъ никакому сомннію.
Г-жа Желиховская печатно, на страниц 145 своей брошюры, «утверждаетъ», что переводъ невренъ и ужь одной этой фразой обвиняетъ меня въ подлог!
Вс ея дальнйшія разсужденія, выгораживаніе себя и даже, въ одномъ мст, внезапный переходъ отъ утвержденія къ предположенію — не могутъ имть никакого значенія. Разъ напечатана фраза о томъ, что она утверждаетъ неврность перевода (отсутствіе въ немъ фразы: я пойду на ложь (стр 140), — я обвиненъ въ подлог, обвиненъ ужь не изъ-за угла, ужь не словесно передъ людьми, которые поврятъ на-слово, безъ всякихъ доказательствъ, которые не
Ну что-бъ я длалъ, еслибъ г-жа де-Морсье, у которой въ Париж хранились вс эти документы, какъ нибудь ихъ уничтожила, подумавъ, что ужь теперь не всплыветъ эта исторія и что они больше не нужны!?
По счастью г-жа де-Морсье сохранила документы и переслала мн ихъ годъ тому назадъ.
Г-жа Желиховская на страниц 144 своей брошюры, объясняя, что лтомъ 1892 года въ Париж ей этого засвидтельствованнаго Бэссакомъ «перевода показать не хотли,» — торжественно, жирнымъ шрифтомъ, спрашиваетъ:
Гд же онъ?
Отвчаю: Онъ здсь, готовъ дяя экспертизы и, конечно, въ немъ, на своемъ мст заключается фраза, о которой г-жа Желиховская говоритъ, что ея нтъ: «Je vais mentir, horriblement mentir et on me croira facilement. Эта фраза оказывается даже именно на томъ полулист, гд Бзссакь надписалъ свое удостовреніе и приложилъ свой оффиціальный штемпелъ. Его не то что не хотли, а физически не могли показать, лтомъ 1892 года въ Париж, г-ж Желиховской, потому, что онъ, съ другими документами, былъ уже мн давно пересланъ. Еслибы я зналъ, что она подетъ въ Парижъ смотрть его — я показалъ бы его ей, при свидтеляхъ, въ Петербург.
Но г-жа Желиховская, какъ говорится, не спросясь броду сунулась въ воду, не могла увидть въ Париж документовъ и, надо полагать, заключила изъ этого, что они уничтожены. Только это предположеніе и объясняетъ… смлость, съ какою она ршилась печатно обвинять меня въ подлог. Нтъ документовъ, пропали, уничтожены, потеряны — ну-ко, молъ, докажиі!..
Откуда же взяли „защитники“ Блаватской, что именно въ „исповди“ заключается „прямое“ признаніе въ „измышленіи махатмъ“? Мн кажется, что все это было нарочно запутано и перепутано Блаватской, а она умла художественно запутывать, такъ что у людей совсмъ мутилось въ голов и они переставали понимать что такое говорятъ, и что думаютъ. Кто зналъ ее и видалъ „въ дйствіи,“ — тотъ отлично можетъ себ представить какъ все это было.
Парижскіе же теософы пришли къ убжденію, что она выдумала „своихъ“ махатмъ, бывшихъ у нея на побгушкахъ,» потому что поврили моему письменному сообщенію о событіяхъ въ Вюрцбург, столь прекрасно иллюстрированному и подтвержденному какъ «исповдью,» такъ и отрывками изъ послдовавшихъ за ней писемъ Блаватской, также переведенвыхъ и засвидтельствованныхъ Бэссакомъ. Особенно сильное впечатлніе на всхъ произвело тогда письмо, начинающееся со словъ: «что я вамъ (два раза подчеркнуто) сдлала?» и въ которомъ заключена фраза: «Да меня бы вшали — я бы васъ не выдала, да и никого другого не выдала бы — даже зная что это правда — а молчала бы (стр. 236–287 „Изиды“)». Очень помогла также роль Блаватской въ исторіи Могини и миссъ Л., письма ея (Блаватской) къ m-me де-Морсье и многіе факты, тогда же разслдованные и узнаyные какъ во Франціи, такъ и въ Англіи. Этихъ фактовъ я не коснулся въ «Изид» именно потому, что не хотлъ выставлятъ противъ Блаватской излишнихъ обвиненій, безъ которыхъ можно было обойтись. M-me де-Морсье, въ своемъ письм Гебгарду (стр. 263–266 «Изиды»), выясняетъ все это.
Но всего интересне во всей этой путаниц, злостной путаниц, противъ меня направленной, вотъ что: зачмъ же лтомъ 1886 года «Защитники» Блаватской и г-жа Желиховская во глав ихъ, вмсто того, чтобы кричать о моемъ
Но въ томъ-то и дло, что имъ всмъ этого вовсе не хотлось — узнавать истину! Имъ именно надо было сидть въ Эльберфельд, кричать, обвинять меня въ подлог, а Блаватскую представлять невинной моей жертвой. Не останавливались передъ измышленіемъ самыхъ невроятныхъ подробностей этого мнимаго подлога.
А я — я сдлалъ свое дло, оставилъ засвидтельствованные документы для осмотра желаюіцихъ, ухалъ въ Россію, старался объ одномъ: позабыть всю эту грязь, вс эти шарлатанства, обманы, — и только въ декабр 1891 года, изъ словъ г-жи Желиховской г. Брусилову, а потомъ и прямо въ глаза мн, въ его присутствіи, узналъ въ какомъ ужас меня обвиняютъ, понялъ всю глубину теософскаго мщенія!..
VI
Новыя инсинуаціи
Казалось бы — за-глаза ужь довольно темныхъ клеветническихъ намековъ относительно моего сообщничества съ Блаватской и моихъ таинственныхъ чаяній отъ махатмъ, а наконецъ даже и прямого обвиненія меня въ тяжкомъ и грязномъ преступленіи, въ подлог — съ цлью… оклеветать невинную женщину-страдалицу, создавшую своимъ геніемъ «чистое и нравственное духовно-отвлеченное ученіе, спасительное для расшатанныхъ безвріемъ западниковъ!!» Куда-жь идти дальше?
Но беззастнчивость и упорство г-жи Желиховской такъ же безпредльны, какъ и ея «правдивость». Какой бы то ни было пощады ждать отъ нея нельзя. Вс, выставленныя пока противъ меня обвиненія все же еще имютъ отношеніе къ предмету, о которомъ идетъ рчь, — къ Блаватской и ея обществу. Такъ этого мало: надо подобраться ко мн съ другой стороны, облить грязью мою интимную, внутреннюю жизнь. И до чего, приэтомъ, просты пріемы мстящей дамы! Ей хочется, между прочимъ, показать, что я… «не христіанинъ», — и вотъ она объявляетъ, что у нея есть на то неопровержимое, вполн и для всхъ достаточное, важное доказательство. Какое-же?.. Ея дневникъ!! Въ этомъ дневник (стр. 33 брошюры) будто-бы сказано, что 5 (17) іюня 1884 года я гулялъ съ г-жей Желиховской по Парижу и не захотлъ войти вмст съ нею въ нашу церковь. Затмъ, уже на память, авторъ «Правды о Е. П. Блаватской» вышиваетъ по этой канв фантастическія арабески. Если-бы ея дневникъ и былъ доказательствомъ, еслибы въ немъ это и было написано, еслибы все это и было въ дйствительности — гд же, однако, тутъ доказательство моего «нехристіанства»?! Г-жа Желиховская очевидно разсчитываетъ на крайне наивныхъ читателей. Разв самый ревностный христіанинъ и богомольный человкъ не можетъ, по той или иной, самой простой и естественной причин, въ извстную минуту не желать войти въ церковь? Съ другой стороны, разв самый отъявленный безбожникъ будетъ «бояться» (по выраженію г-жи Желиховской) войти въ церковь? Вотъ до чего жажда мщенія помрачаетъ мою противницу!
Я никогда не длалъ тайны изъ моихъ религіозныхъ убжденій, завщанныхъ мн моимъ отцомъ. Если были когда во мн нкоторыя смущенія, то это ужь дло моей совсти. Во всякомъ случа я никогда не выносилъ передъ публикой этихъ временныхъ смущеній и кончилъ тмъ, что справился съ ними. Два десятка лтъ я пишу и написалъ много. Во всхъ моихъ, быть можетъ и крайне несовершенныхъ, писаніяхъ невозможно найти ничего, что исходило бы не отъ христіанина. Такимъ образомъ таинственная «записная книжка» дамы, хоть и получающей нын, благодаря всему этому длу, весьма лестную «славу», — является ужь черезчуръ курьезнымъ и комичнымъ сввдтелемъ… моего кликушества!!.