Совы в Афинах
Шрифт:
Диоклес страдальчески закудахтал. “Вам двоим не следует ссориться”, - сказал он. “Вы оба нужны кораблю”. Он использовал двойственное, подразумевая, что Менедем и Соклей были естественной парой.
Кораблем управлял Менедем. Он не мог повернуться спиной к Диоклу, как бы сильно ему этого ни хотелось. В данный момент он скорее дал бы своему кузену хорошего пинка под зад, чем был бы привязан к нему на греческом языке в составе пары. Ханжеский педант, подумал он.
Остаток дня никто из матросов, казалось,
Слишком упрямый и слишком гордый, чтобы сделать какой-либо шаг в сторону Соклея, Менедем оставался за рулевыми веслами до конца дня. Медленно, очень медленно приближался остров Сирос. Он был еще более засушливым, чем Кифнос. "Афродита" тоже останавливалась здесь пару лет назад. Менедем вспомнил стихи из Одиссеи , в которых свинопас Эвмей восхвалял остров, с которого он прибыл. Он также вспомнил комментарий Соклея: похвала доказала, что Гомер был слепым поэтом.
Он сердито тряхнул головой; он вообще не хотел думать о Соклатосе. Изо всех сил стараясь не делать этого, он направил торговую галеру вокруг северной оконечности острова (которая, как и Кифнос, была выше, чем в ширину) и направился к городу Сирос на восточном побережье. Город располагался внутри изгиба небольшой бухты. Гавань была прекрасной; если бы на острове Сирос было больше воды, людей и урожая, в гавани легко мог бы разместиться настоящий город. Как бы то ни было, это имело такое же значение, как красивые брови у некрасивой девушки.
Поскольку гаванью пользовались всего несколько рыбацких лодок и случайные корабли, курсирующие откуда-то еще куда-то еще, никто не потрудился благоустроить ее молами и пирсами. "Афродита" стояла в бухте в паре плетр от города. Ее якоря упали в воду, чтобы крепко удерживать судно.
Клянусь солнцем, оставался примерно час дневного света. Соклей позвал матросов, чтобы они доставили его на берег. “Как ты думаешь, куда ты направляешься?” Спросил Менедем.
“Здесь есть храм Посейдона”, - ответил Соклей. “Предполагается, что в нем есть солнечные часы, сделанные Ферекидом, который учил Пифагора. Возможно, это самые старые солнечные часы в Элладе. Пока мы здесь, я хотел бы взглянуть на них. Почему? Ты планируешь уплыть без меня?”
“Не искушай меня”. Но Менедем грубым жестом указал на лодку. “Тогда иди. Возвращайся к темноте”.
Соклей указал на горстку домов, из которых состоял город. “Если ты думаешь, что я остался бы там, ты...” Он замолчал.
Ты еще глупее, чем я думал. Это было то, что он собирался сказать, это или что-то в этом роде. Негодование Менедема вспыхнуло с новой силой; он удачно забыл все столь же недобрые мысли, которые у него были о Соклеосе. “Если подумать, держись подальше столько, сколько тебе заблагорассудится”, - отрезал он.
Он
“Шкипер, что ты будешь делать, если у молодого джентльмена возникнут проблемы?” Спросил Диокл. “Отправляться одному в незнакомое место не всегда самое умное, что ты можешь сделать”.
“Как здесь вообще может быть проблема?” Ответил Менедем. “Соклей, кажется, уверен, что это безопасно, и он знает все. Если ты мне не веришь, просто спроси его”.
Диоклес бросил на него укоризненный взгляд. “Большую часть времени вы двое”, - он снова использовал двойственность, возможно, чтобы подчеркнуть свою точку зрения, возможно, чтобы позлить Менедема, - ”обладаете довольно здравым смыслом. Но когда ты этого не делаешь, ты действительно этого не делаешь ”. В большинстве случаев он добавил бы что-нибудь вроде, имея в виду неуважение. Сегодня он не стал утруждать себя.
Менедем указал на лодку, которая лежала на пляже. “Что я должен делать, когда она там?”
Невозмутимый гребец ответил: “Найдите матросов, которые умеют плавать, и убедитесь, что они хороши и готовы”.
В этом было больше смысла, чем хотелось бы Менедему. Бормоча что-то себе под нос, он прошелся вдоль галеры, спрашивая матросов, умеют ли они плавать. Меньше половины экипажа смогли, что его не удивило, хотя он и сам знал, как это делается. “Мы подождем до получаса после захода солнца”, - сказал он. “Если Соклей не вернется к тому времени...”
Но он был. Менедем заметил его длинную, угловатую фигуру со странной смесью негодования и облегчения. После краткого замешательства, когда Соклей не увидел матросов, он зашел в винную лавку и вывел их оттуда. Они были не слишком пьяны, чтобы отвезти его обратно на Афродиту .
“А как твои драгоценные солнечные часы?” Спросил Менедем, когда его кузен забрался обратно в "акатос".
“Это было удивительно похоже… на старые, обветшалые солнечные часы”. Соклей выглядел и звучал застенчиво.
“Поужинай, а затем положи свои старые, дряхлые кости на доски”. Менедем говорил грубо, как отец, раздраженный своенравным ребенком. Вот что он чувствовал. Опять же, то, что Соклей чувствовал к нему, никогда не приходило ему в голову.
В глазах Соклея вспыхнуло негодование, но он, казалось, решил, что не может ослушаться такого разумного совета, не выставив себя настоящим дураком. Он завернулся в свой гиматий. Вскоре он уснул. Если он очень мало говорил с Менедемом… Я тоже не очень хочу говорить с ним прямо сейчас, подумал Менедем, как раз перед тем, как его тоже одолел сон.