Совы в Афинах

Тертлдав Гарри

“Что-то в этом есть, я полагаю”. Но Соклей говорил больше из вежливости и чтобы не затевать новую ссору, чем из убежденности. Его собственный отец был более покладистым, чем дядя Филодем.

В этом он не сомневался, как и в том, что Филодем гораздо усерднее пытался управлять жизнью Менедема’ чем его собственный отец. Тем не менее, Соклей оставался убежден, что Менедему жилось бы спокойнее, если бы он не давил так сильно на дядю Филодема. Он пытался сказать то же самое время от времени, но Менедем,

как обычно, не хотел слушать.

“Я не могу дождаться следующей весны”, - сказал теперь Менедем. “Я хочу уехать, быть свободным, быть самим собой”.

У Соклея никогда не было проблем с тем, чтобы оставаться самим собой на Родосе. Если судить по количеству жен, которых Менедем соблазнил в полисе, то и там у него не было особых проблем. Еще одна вещь, которую его кузен не хотел бы услышать. Соклей сказал: “Я понимаю, почему ты стремишься уехать, но я рад, что в твоем голосе нет отчаяния, как это было, когда мы покидали Родос пару лет назад”.

Он думал, что это достаточно безопасно. Что бы он ни думал, он оказался неправ. Без предупреждения лицо Менедема превратилось в захлопнутую дверь. Двоюродный брат Соклея внезапно начал говорить односложно - когда он вообще говорил. Большую часть следующих двух или трех часов он просто молчал. Соклей не думал, что Менедем снова рассердился на него, но Менедем был явно чем-то недоволен.

Посреди этого нервирующего молчания Соклей спросил: “Что я сказал плохого? Скажи мне, в чем дело, и я извинюсь за это”.

“Это ничего не значит”, - натянуто сказал Менедем. “Это вообще ничего не значит”.

Он не говорил правды. Он даже близко не подошел к тому, чтобы сказать правду. Это не могло быть более очевидным. Однако столь же очевидно было и то, что он не хотел, чтобы Соклей тыкал пальцем в то, что тот скрывал. Большую часть времени Соклей все равно продолжал бы тыкать и подталкивать. Будучи тем, кем и чем он был, он мог даже не заметить, что Менедем что-то утаивает. Однако после ссоры со своим двоюродным братом он обнаружил, что стал более внимателен к настроениям Менедема, и больше не настаивал на этом.

Он бросил вопросительный взгляд в сторону Диокла. Возможно, гребец имел некоторое представление о том, что беспокоило Менедема. Но Диокл, убедившись, что Менедем не смотрит на него, только слегка пожал плечами. Возможно, он знал, но не мог сказать, когда Менедем слушал. Скорее всего, рассудил Соклей, он тоже не был уверен, что его беспокоит.

Мало-помалу, когда Менедем понял, что Соклей больше не собирается совать нос в чужие дела, он выбрался из раковины, в которую спрятался. Он улыбнулся. Он рассмеялся. Он отпускал шуточки. Но он не дал ни малейшего намека на то, почему он вообще ушел в оболочку.

Парос и Наксос, которые лежали бок

о бок, были двумя самыми большими и богатыми островами в южной части Киклад. Оба они были гораздо лучше орошены, чем бесплодные скалистые острова дальше к западу в цепи. На них процветали виноградники, оливковые рощи и поля пшеницы и ячменя - в это время года под паром. И они оба также обладали огромными минеральными богатствами. Паросский мрамор был знаменит по всему Внутреннему морю. Камень Наксоса имел меньшую репутацию, но его также добывали на западных склонах гор, которые возвышались в центре острова.

Менедем доставил Афродиту в полис Наксос, на северо-западном побережье. Команда пришвартовала торговую галеру рядом с круглым кораблем, который перевозил блоки мрамора больше и тяжелее, чем мог унести человек. Деревянный кран осторожно поднимал их на борт корабля. Менедем зачарованно наблюдал: если парень, отвечающий за кран, допустит ошибку или оборвется веревка, один из этих блоков пробьет днище корабля насквозь. Это закончилось бы на дне гавани, и круглое судно в конечном итоге затонуло бы.

“Полегче! Полегче!” - крикнул босс рабочим - вероятно, рабам, - натягивающим трос. “Ниже! Еще немного… Еще немного… Держитесь! Теперь еще раз, на четверть оборота… Вот так!”

Блок опустился в трюм круглого корабля. Матросы внизу, должно быть, освободили его от крепежных тросов, потому что один из них что-то крикнул человеку на палубе, который махнул рукой оператору крана. По его команде кран вернулся к другому блоку, ожидавшему на причале. Его бригада быстро установила блок. Прежде чем двигаться дальше, босс тщательно проверил веревку, которая поднимала куски мрамора. Эта глыба могла бы разрушить набережную, если бы тоже упала, или размозжить человека в красную тряпку.

Только после того, как последний блок погрузили в трюм, Менедем крикнул “Эйге!” человеку, отвечавшему за кран.

“Спасибо, друг”, - ответил парень. Его плечи на мгновение опустились, когда он позволил себе вздохнуть с облегчением. Затем, выпрямившись, он продолжил: “И еще больше спасибо за то, что не побеспокоили меня, когда я был там занят”.

“Не за что”, - сказал Менедем. “Я мог видеть, что тебе нужно было уделять внимание тому, что ты делал”.

“Некоторым людям все равно. Клянусь собакой, многим достойным порки негодяям все равно”. В голосе босса полыхал гнев. “Они видели тебя, и это важно для них, поэтому, конечно, тупоголовые думают, что это должно иметь значение и для тебя. И если что-то пойдет не так, и вы разобьете корабль или раздавите человека, что они будут делать? Они показывают пальцами, разинули рты и смеются, вот что. В Тартарос со всеми ними!” Он сплюнул на набережную.

В нем больше огня, чем я думал. Менедем спросил: “Как ты попал в свой род деятельности?”