Союз Тигра и Дракона
Шрифт:
— Что это?
— Тсссс! Это мои детишки. Чень Сюаньсю, Чень Сюаньли и малышка Лисю. Но не болтай об этом. Пошли чаю выпьем.
Ван Шэн покорно дал затащить себя в беседку возле пруда.
— А когда ты успел детьми-то обзавестись? Юншэнь только в конце года рожать…
Сюаньжень лучился от гордости.
— А мои лисята уже родились.
— Так они… оборотни?
Сюаньжень хмыкнул.
— Ну, а кто ещё мог родиться у Суянской Лисы и сына Небесного Лиса? Оборотни, разумеется, Но очень симпатичные! Старший сынок Сюаньсю — ну, просто копия меня, и жареную курятину также любит, и нюх наиострейший, а младший Сюаньли — красавчик: нос, как у меня, глазёнки хитрющие, ушки — прелесть! А уж дочурка-то Лисю
Шэн кивнул, с интересом подумав, передадутся ли его способности его детям?
Вернулась Сюли, позвав их на ужин, но не успели они сесть за стол, как в ворота постучались.
— Неужели это снова твой дорогой папочка?— Шэну не понравился нынешний гость в их доме.
Сюаньжень, понюхав воздух, уверенно покачал головой.
— Вовсе нет, это Лао Женьцы пришел. Но зачем? Он не любит работать внеурочно…
Ван Шэн усмехнулся. Правильнее было сказать, что Лао Женьцы не любил работать вообще никогда, но Шэн не стал этого уточнять и пошел открыть ворота.
Лао Женьцы был как всегда нетороплив и основателен.
— Я на минутку, просто домой шёл, да Сю Бань догнал меня и велел к вам зайти и письмо передать от его высочества принца Ли Цзяня. Вот оно, — Лао Женьцы протянул Сюаньженю бумагу.
Тот искренне удивился.
— Ли Цзянь? Это тот законодатель мод, что с дружками трёх жаб в «первые красавицы» выбрал и едва сам уцелел? Мне не показалось, что мы с ним друзьями-то расстались. Чего же ему надо? Неужели новые претензии?
Лао Женьцы развёл руками, давая понять, что не ведает об этом, и пошёл своей дорогой, а Сюаньжень распечатал письмо. Ван Шэн тоже заглянул в лист. В письме содержались выражения искреннего почтения к господину Ченю Сюаньженю и мольба помочь в расследовании цепи загадочных эпизодов, случившихся с принцем Ли Юем, по просьбе которого принц Ли Цзянь и желал видеть господ из Имперского судебного магистрата у своих покоях завтра в полдень. В конце письма несколько строк были приписаны принцем Ли Юем, обещавшим щедрую награду за помощь.
Сюаньжень нахмурился.
— Принц Ли Юй — это тот, что назвал мою Сюли красавицей? Что ж, на просьбу этого Ли Цзяня я мог бы и наплевать, но этот Ли Юй, похоже, человек непредвзятый и со вкусом. Почерк человека с умом. Можно и помочь, как ты думаешь?
— Но что там могло случиться? Что такое «цепь загадочных эпизодов»? Может, сам разберёшься?
— Не знаю. Наверное, нет. Пойдем вместе. От письма исходит странный запах. Помимо дорогой туши, благовоний и шелка-сырца, тянет такой смертной тоской и, боюсь ошибиться… но… пахнет любовью.
— Чем? — остолбенел Шэн.
— Говорю же, любовью. Замогильной, вечной, жуткой. Первый раз слышу такой запах. Ты мне понадобишься.
— О, Небо…
Глава 63
«Шэн». ? Подъем
Кто не ставит границ, сумеет пройти ещё дальше
Покои принца Ли Юя не поражали красотой и роскошью, но говорили о разумной скромности и вкусе. Каждый предмет обстановки был на своём месте и служил именно тому, для чего был предназначен, но несмотря на внешнюю гармонию, в этих комнатах, подобно дымку из курильницы, плыл тоскливый, едва уловимый для взгляда гибельный
От тушечницы из яшмы пахло не тушью, а слезами, от картин на стенах веяло тоской безвременной гибели, и даже забытый на столе яркий веер почему-то тоже навевал печаль. Даже светильники у стен казались погребальными, усугублял тоску и домашний алтарь, на котором высились памятные дощечки ушедших предков.
Принц Ли Юй оказался человеком лет сорока, благородной наружности и прекрасных манер. Памятуя, сколь часто в августейших семьях им приходилось сталкиваться с отталкивающими и даже откровенно мерзкими людьми, Ван Шэн несколько минут внимательно и недоверчиво изучал принца, а вот Сюаньжень, похоже, никакого предубеждения не испытывал, но вздыхал и глядел на Ли Юя с откровенной жалостью.
Принц Ли Цзянь, появившись с братом, тепло приветствовал Ченя Сюаньженя и Ван Шэна. Было заметно, что от его былого скепсиса теперь не осталось и следа. Познакомив их, Ли Цзянь тут же вышел. Ван Шэн с его уходом ощутил странную дрожь в теле, точно его бил озноб. Сюаньжень же на этот раз никуда не спешил, спокойно ждал рассказа принца и временами полной грудью вдыхал насыщенный и терпкий воздух комнаты и разглядывал висевшие на стенах портреты красавиц.
— Мой брат Ли Цзянь рассказал мне о вас, господа, он полагает, что вы способны раскрыть любое дело. Но моё дело непонятно мне самому, и едва ли я смогу изложить всё в точности, потому что даже не помню, когда это началось, и не всегда способен отделить истину от лжи. Однако я постараюсь.
Сюаньжень, не перебивая, разглядывал красивого вельможу, и молчал. Ван Шэн тоже молчал, ощущая, как леденеют пальцы. Он откинулся на край кресла и закрыл глаза.
— Мне тридцать шесть, но история моя началась, наверное, лет двадцать назад. По крайней мере, так я помню. Император ещё не женил никого из нас, и у меня была наложница Сяо Лян. Однажды мы пошли посмотреть на фейерверк, и именно тогда я впервые увидел ту женщину и испугался.
Она, хрупкая, несколько манерная, точно кукла, промелькнула в толпе, и от образа этой ветреницы повеяло неизлечимой грустью, и я лишь вскользь успел заметить её странные глаза, похожие на золото луны, отраженное в озерной воде. Глаза эти испугали меня и точно полоснули ножом по сердцу. Я несколько дней был словно болен, точнее — я точно силился вспомнить что-то важное, но не мог.
Однако я был молод, и череда впечатлений юности скоро заставила бы меня забыть этот странный эпизод, но с того дня я начал видеть эту женщину в снах и пугался еще больше, потому что эти сновидения всегда заканчивались страшно.
— Страшно?
— Я видел, как меня и эту женщину гнали по улицам предместья, беспощадно избивая плетьми. Мои руки были связаны за спиной, а сам я был обнажен до пояса. Сразу вслед за мной вели эту женщину с прозрачными глазами. Ее руки тоже были связаны за спиной, и хлестали ее так же безжалостно. Нас задержал муж этой женщины и передал в руки старейшин уезда. Когда старейшины собрались на следующий день, некоторые высказались за то, чтобы связать нас по рукам и ногам и бросить в реку Чжуцзян. Но большинство решило, что нас следует прогнать по улицам предместья под ударами плетей. Её забили до смерти. Когда я проснулся, на мне не было ни царапины, но тело неимоверно болело.
— В реку Чжуцзян? Это же в Гуанчжоу! Вы там бывали?
Принц покачал головой.
— Нет, никогда. Но сны не прекращались, и смысл всегда был одинаковым. Мы с ней были любовниками, нас заставали. Иногда её убивал отец, а мне приходилось бежать из города, названия которого я никогда не слышал, был сон, когда меня убили её братья, а её уморили голодом. Был и ещё один, где её муж продал её содержателю публичного дома за сто лянов и вскоре мне говорили, что она сгорела в чахотке. Но это были иные города и иные земли, где я никогда не бывал.