Сожги в мою честь
Шрифт:
– Хм, понимаю… Все, кроме мотивов, толкнувших вас посоветовать мне держаться настороже.
Антония открыла дверь машины, уселась, оттягивая ответ, затем, повернув ключ, взглянула на Турка с намеком.
– Предупрежден – значит вооружен. Вы честный торговец, мсье Сака, мы доставили вам неприятности и были неправы. Не хочу, чтобы повторилось дело с грузовиком. Мы потеряли бы уйму времени, вмешались бы газеты, а префект был бы в ярости… В дикой ярости… И это я еще не говорю про министра…
– Не нужно… Я уже лучше понимаю цель ваших действий…
– К тому же у моей бригады работы – непочатый край. Я бы огорчилась, если бы дело передали нам, в Бургундии
– Я узнал то, что нужно, и уже не помню, что мы вообще беседовали.
Они попрощались. Антония тронулась с места.
В зеркале заднего вида перед ней предстал Рефик, набирающий номер на мобильном телефоне.
Глава 14
Как предусмотрительная потаскуха, Антон поставил на обеих лошадей. В своем уме он не сомневался, выигрыш будет за ним.
Слоняясь с дружками в квартале Тассен, как всегда по вечерам, он взвешивал шансы каждого. Финиш гонки будет праздноваться на кладбище. Вот только кто возглавит скачку?
Похоже, Вайнштейн не очень удивился, узнав о смерти Бонелли. Что отбрасывало его в далекие аутсайдеры. Плюс к тому он поостерегся говорить о раввине, замеченном в Маконе. А ведь читал статью Гутвана. И хотя Антон напирал на историю с раввином, Еврей предпочел не задавать вопросов. Подозрительное поведение. Судя по явному смущению, Вайнштейн вовсю устремился за главным призом – деревянным ящиком.
В этой гонке Рефик наступал ему на пятки. Недавно Антон сам слышал, как тот крыл Бонелли почем зря. Из-за нехватки рабочих рук корсиканец нанимал турок в свои жалкие забегаловки. Они мыли посуду – тот платил наличкой мимо кассы. Но повыше официальной зарплаты. Это вызывало брожение в турецких рядах. Рефику пришлось привести ребят к порядку. Один упал случайно, другому палец сломали, третьего отметелили – чтоб напомнить, кто здесь хозяин. Как и Вайнштейн, Рефик глазом не моргнул, когда узнал о смерти Бонелли. Как будто был в курсе. Хотя, может, это так показалось – жара ли, холод, Турок сохраняет хладнокровие.
Антон поостерегся говорить о том, за что убрали корсиканца – он не дурак. Слишком опасно. Проболтался, что знаешь мотив – считай, подписал себе приговор. Он лишь намекнул на угрозу со стороны корсиканцев со знающим видом – информация-де у него от полицейского из БРБ, тупого как пробка.
И Вайнштейн, и Рефик отметили в голове его фамилию.
Мишель Нанси!
Ну и наивняк этот капитан! Что он себе думает? Что ему поднесут инфу на блюдечке? Нет, Антону такая посуда и самому нужна. Каждый гребет под себя: раз выживший в этом деле продвинет его, какая разница, кто поедет в морг? В разборках для того, чтобы поставить на место корсиканцев, лучше вооружен Рефик. Справится с ними на раз. Жаль, спиртное в его конторе под запретом.
Антон зажег сигарету – хоть так утешиться, что теперь придется работать на Турка.
И остался стоять, будто мигом протух.
В конечном итоге самый большой идиот – он сам.
«Что за сраная прыть, – бесился Йозевич. – На кой было пороть горячку?»
Теперь-то он понимал, что надо было действовать осмотрительнее. Лажанулся по-крупному, сообразив это только теперь: кого бы ни убрали – Еврея или Турка – он на этом ничего
Ужасная ошибка – и почему он не последовал совету того полицейского! Антон злился на себя за то, что поставил на обеих лошадей, надо было делать то, что от него просили – наблюдать, прикидывать, откуда ветер дует, говорить только то, в чем уверен.
Раздавленный тревогой, серб свернул на одну из тех узких улочек, которые были дороги сердцу Эжена Сю. Траур в голове, ноги не слушаются – тяжело ступая, он направился вверх по дороге. Издалека навстречу ему грациозной походкой спускалась молодая женщина. Она шагала, напевая – высокий рост, точеная фигура, внешность топ-модели, в ушах наушники. Антон обратил внимание на серебряный трилистник на ее косухе Perfecto. Но, конечно, еще большее внимание он уделил груди телки и кожаным ботфортам. Бомба! От такой наружности позабудешь и про стрессы.
Девушка поравнялась с ним, распахнула полуприкрытые глаза, остановилась, похлопала ресницами:
– Простите, мсье, вижу, вы курите, огонька не найдется?
Не дожидаясь, пока он скажет «Да», достала сигарету.
Очарованный, обалдевший, Антон протянул зажигалку, неловкий, будто школьник. Вспышка пламени. Вопрос.
– Что такая красотка делает в этом квартале?
Ответ был болезненным. Антон почувствовал, как лезвие вошло между ребер. Он и не заметил, как телка нанесла удар. Быстрая, как оса.
– Убирает тебя, – шепнула она.
– Кто вас…
Она ужалила его, дошла до самого сердца.
– Это тебе от одного друга, болтун, ты очень его разочаровал.
Антон рухнул на древние камни тротуара. Жить оставалось всего несколько секунд. Их хватило, чтобы увидеть, как подъезжает машина, притормаживает и останавливается возле осы. Невесомая, та впорхнула внутрь.
Затем пелена заволокла глаза и жизнь.
Там, наверху, на белом облаке, улыбаясь, его ждала одна маленькая девочка…
Глава 15
Отель высился на берегу Роны внушительным кубом. Белизной его фасада город бросал вызов темноте ночи. Огни Лиона освещали горизонт над крышами домов.
Антония приехала ровно в назначенное время, вошла в холл, где звучала речь на двадцати языках. Звезды заведения привлекали сюда туристов, художников и бизнесменов со всех пяти континентов. Именно из-за высокого класса Романеф и назначал в отеле «щекотливые» встречи. Не из снобизма – просто он мог быть уверен, что не столкнется здесь с кем-нибудь из полиции. Полицейские посещали менее разорительные забегаловки. В комфортной обстановке роскошной гостиницы судья чувствовал себя свободным от полицейских взглядов и, благодаря укромным нишам рядом с баром, от полицейских чутких ушей – прикрытием служили шум и разговоры.