Сожги в мою честь
Шрифт:
«Клобук не делает монаха», – усмехнулась Арсан.
А припадки не делают человека сумасшедшим…
Глава 35
Гутван возвращался домой, довольный прошедшим днем. Бернар, главный редактор, поздравил с успехом: после опубликования статьи продажи издания выросли вдвое… и вчетверо – угрозы. Телефон чуть не взорвался от звонков возмущенных читателей. Журналист осмелился подвергать
Гутвану следовало вести себя осмотрительно со всеми недовольными: лишнее слово – и запахнет судом.
А Бернар наседал. Никаких поблажек церковникам, власть имущим, душителям народа! Гутван держал в руках ниточку – надо раскручивать дело до конца.
Вот что примечательно: ни Рефик, ни Вайнштейн не дали о себе знать. Молчание предвещало дьявольскую атаку. Камиль же не полный простофиля: господа готовили оружие. В ближайшие дни их адвокаты возьмутся за издание всерьез. И Бернар ожидал начала действий. Готовый дать отпор.
Сегодня Гутван работал допоздна. Не терпелось увидеть жену и детей. Малыши уже в постелях, но не заснут, пока папа не поцелует на ночь. И он летел по городу сломя голову, чтобы чмокнуть их в щечку.
Семья жила возле церкви Святого Георгия, в старом городе. Передвигаться на скутере журналиста вынудили средневековые улочки. Припарковаться здесь было не трудно – невозможно. Лишь изредка – в закутке, с большой вероятностью оказаться наглухо заблокированным.
Все, приехал. Гутван заглушил мотор «Веспы».
Окна дома журналиста выходили на крошечный садик. Пятикомнатную квартиру, унаследованную от родителей, от улицы отделял газон. Камиль распахнул калитку, завел внутрь мотороллер, и внезапно его осенила мысль, которую сам он счел гениальной. Откуда и каким путем идеи появлялись, он понятия не имел. Но эта заслуживала наивысшей оценки. Двадцать один по двадцатибалльной шкале.
«Я насолю Арсан как никогда – взовьется будто ошпаренная: в следующей статье проведу параллели с энтомологией. Обернуть против нее самой манию видеть в нас насекомых – вот это урок. Полицейские у меня предстанут шершнями, она – пауком или чем-то подобным. Только вот сперва надо самому просветиться: я здесь полный ноль. Приплету муравьев, тараканов, тучу другой мелкой гадости, это уж обязательно… Бернару должно понравиться».
Увы, пока его скудные знания вопроса не распространялись на значительное насекомое – африканского голиафа. Тоже скарабей, но самый крупный и тяжелый в своем семействе. Живет в одиночку, владеет искусством маскировки, выбирается наружу лишь для того, чтобы удалить экскременты.
Увы, тот, кто прятался в тени, считал Гутвана навозом.
Увы, находился он там, чтобы стереть журналиста в порошок.
Увы, жертва не успела защитить себя: голиаф сшиб с ног.
Скутер повалился набок, только громыхнул сминаемый металл.
Лишь этот звук и услышали соседи.
Гутван успел простонать один раз: каблуки чужих сапог размолотили горло. Удары ногами сыпались с неистовой скоростью. И, прежде чем закрылись глаза, он увидел сапоги – байкерские, красно-черные, тяжелые, как свинец, со стальными набойками. А еще силуэт нападавшего – здоровый, крепкий – наподобие бретонского шкафа [39] .
Голиаф продолжал избивать изо всех сил.
Так быстро, что самому было больно.
[39] Основное отличие бретонского стиля – массивность и добротность в сочетании с богатым резным декором. В декоре бретонского стиля четко прослеживаются кельтские орнаменты (разнообразные витые и зигзагообразные узоры, спирали, переплетения, катушки) и готические узоры (сводчатые стрелки, окна, растительные элементы типа листвы и цветов). Мебель изготавливалась из дуба, каштана, ореха, деревьев фруктовых пород.
Наказывая.
Казня.
Глава 36
– Я не хотел такого конца… Не хотел.
Романеф повторял, как заведенный, раздавленный тяжестью вины.
– Гутван не должен был умирать, Антония, это мой грех: ловушка оказалась для него роковой.
– Предвидеть такое невозможно, Роже, и ответственность не только ваша. В этой истории моего вклада – половина.
– Нет, вас привлек я.
Антония не стала возражать. В план коллеги она вписалась без раздумий. Но не отказываться же от преимущества перед судьей!
Утреннее солнце ласково согревало кабинет. Отец французской нации лучезарно сиял, защищенный стеклом портрета, глаза Жоржа светились с одной фотографии в рамке, Жак радостно улыбался с другой.
«Скажем «Прощай» Гутвану, он нашел, что искал. Я тоже не желала ему смерти – хотела лишь, чтобы убрался с глаз долой. Да и к тому ж – если бы я и призывала погибель на его голову, то мгновенную и безболезненную. Бедняга же мучился. Раскроенный череп, отбитая печень, оторвавшаяся селезенка. Будто прилавок первосортного ливера. Убийца не оставил ему ни малейшего шанса. Печальный итог. У Гутвана осталось двое маленьких детей. Беззаботный засранец! Он должен был подумать о них, а не строить из себя борца за справедливость».
Романеф прервал самокопания. Стряхнув сомнения, он резко выпрямился, решив найти доводы в свою защиту.
– Как считаете, почему мы дошли до такого, Антония?
– Хотите, чтобы я ответила тут же?
– Да, прямо сейчас.
Щекотливый вопрос. Арсан собралась с мыслями.
– Ну… Причин множество… Нехватка средств… Нехватка оборудования… Доверия… Слишком много писанины… Процедур… Приходится выкручиваться со всем этим – блефуем, изворачиваемся на ходу.
– Верно, Антония, но не только: прибавьте еще все более сложные инструкции, перегруженные органы правосудия и общественные организации, которые их душат, а еще политиков, высмеивающих разделение властей. Мы проводим больше времени, отбиваясь от нападок, чем изучая уголовные дела.
– Согласна, проблема носит глобальный характер.
– И вот поэтому мы заманили Гутвана в ловушку – чтобы надеть на него намордник. В деле с грузовиком никто из вышестоящих чинов не поддержал нас. Журналист писал что попало, нам приказали оставить его в покое, и под занавес мы же и получили по шапке. Скажите по совести, могли мы ему позволить продолжать в том же духе?
– Нет, бандит вроде Рефика, отпущенный на свободу – это перебор.
– Так вот, если Гутвана и убили, то виноваты не мы – система, не поддерживающая нас… И убийца, которого надо задержать, само собой.