Сожжение
Шрифт:
– …Когда ты успела? – ликовал Корчаев.
– Утром. После поезда.
– Ну, молодец. Выражаю тебе благодарность. Спасибо!.. А вам, что – прости, но… Поезда было мало? Прямо с утра приехали и занялись… этим самым?
– Гена, мне сейчас некогда.
– Хорошо, детали потом. Желаю тебе успешно завершить дела в Спорткомитете. Я на связи! Стоп! Подожди…
…Основную часть работы Геннадия составляло то, что можно было бы назвать текучкой или даже «бессмысленным службизмом». Такое было впечатление, что к власти в стране пришёл человек из органов, – Путин, – но он не имеет представления о том, зачем эти органы нужны. Вернее, он считает, что
Геннадий не так давно слетал в Египет и там услышал, что основные позиции в бизнесе Египта вот уже полвека контролируют действующие или отставные генералы. Иногда они носят штатское платье, как кадровые офицеры Садат или Мубарак, иногда военную форму, как нынешний президент ас-Сисси, но, в любом случае, армию они рассматривают не как инструмент войны (которой, скорее всего, не будет), а как взлётную полосу для бизнеса, который в Египте работает подобно соревнованию за то, чтобы попасть в члены Генштаба или быть назначенным командующим тем или иным военным округом.
В первый срок президентства Путина примерно так же повели себя и офицеры наших органов: они отжимали бизнес у людей типа Березовского и Ходорковского и создавали свои нефтяные, строительные, промышленные, медиа- и прочие империи. А потом вдруг Путин приказал это движение остановить. Провели несколько громких дел, в итоге которых отправили за решётку некоторых генералов и просто оборотистых людей, работавших от имени и под прикрытием органов, например, Михальченко, которого Геннадий хорошо знал и с помощью которого учредил две практически карманные для себя фирмы, хотя руководили ими другие люди (одна из этих фирм занималась торговлей театральными билетами). Тому же Михальченко и другим поставили в вину нарушение закона, а главное – превышение полномочий, и вот тут Геннадий Корчаев упирался в тупик.
Кто же должен очерчивать полномочия органов, если не сами органы? Представим-ка себе генерала ас-Сисси, нынешнего президента Египта, который вдруг заявит: армия должна заниматься только своим армейским, службистским делом. А власть она, дескать, должна отдать – но кому? А этот вопрос президент не уточнит, как бы вынесет его за скобки!
Полушёпотом сообщали, что Путин не любит, когда офицеры органов становятся очень богатыми; так же негромко говорили и то, что В.В. не терпит и «шпиономании», а уж о политических процессах в сегодняшней России или о какой-то «охоте на ведьм» и помыслить не смей. Что же нам, офицерам ФСБ, теперь делать – неужели, и правда, только охранять? Но кого и от кого? И во имя чего?
Впрочем, такие вопросы Геннадий старался отгонять. Только разреши себе думать о большой политике – и неудача обеспечена. А он всё-таки числил себя по разряду людей удачливых. Важнее было решить другое: в «деле Цекавого» (так он уже для себя окрестил операцию, связанную с сериалом «Троцкий») ему нужно решить задачи коммерческие или политические? Как вообще добиться того, чтобы начальство, санкционировавшее минувшим летом создание следственной группы по сериалу «Троцкий», не распустило её и не закрыло это дело?
По опыту последних лет Геннадий знал, что упирать на идеологию бессмысленно. Допустим, он напишет в рапорте,
…Само слово «перерасход» имеет для Путина и его людей какой-то очаровывающий эффект, – думал Геннадий. – А что там «очернительство»? Это они отметут как пустую болтовню.
В общем, так: уже начались съёмки, и уже началось так называемое «дело оперативной разработки», возбуждённое по сигналу одного из работников съёмочной группы. И режиссёр, и сам продюсер, Цекавый, об этом знали, но Геннадий ещё летом их обоих притворно успокоил: это, мол, рутинная процедура и формальность, которая ничего за собой не повлечёт. Но на съёмочной площадке уже появлялся следователь, который беседовал с людьми – агентами и просто вызываемыми в качестве свидетелей, – и Геннадий более или менее знал, что происходит на съёмках сериала. Это уже был некий доступ в съёмочную группу и вообще в империю Цекавого, а лисе, как известно, дай только положить лапу на повозку, потом уже она сама запрыгнет. Это не раз удавалось раньше.
…Теперь Геннадий успешно сделал следующий ход: с помощью своего агента и близкого ему человека Ирины Балашовой получил компрометирующее жену продюсера видео. Но на этом не только нельзя было ставить точку, а наоборот, теперь-то и требовалось решить: начинать ли серьёзную драку с Цекавым? Нажимать ли на следователя и добиваться обыска и чьего-то ареста, то есть дело оперативной разработки превращать в уголовное? Одним словом, обострять ли борьбу или делать вид, что «слегка напугать» Цекавого – это и была его цель, она достигнута, и на этом – конец истории?
***
Геннадий принял звонок от Ирины, сидя за столом в своём кабинете по адресу: Литейный проспект, дом 3. Это невысокое, но обширное здание стоит аккурат против легендарного гранитного куба – так называемого «Большого дома», Литейный, 4.
Люди с юмором, бывало, обыгрывали схожесть этого адреса со знаменитым «Литейный, 4», ставшим такой же легендой, как и московское сочетание «Петровка, 38». «Я приглашаю вас на беседу и прошу записать адрес… Литейный проспект… дом 4…» – после этого, рассказывали, наступала ошеломлённая пауза и даже слышалось, как из оцепеневших пальцев выпадает карандаш. Но, во-первых, это бывало давно, а, во-вторых, какой толк Геннадию-то был в адресе «Литейный, 4», если сам он работал по адресу «Литейный, 3»? Скорее, смех у кого-то могло это вызывать: мол, то, да не то, одного дома-то, мол, не дотянул… Теперь к органам относились порой и без страха, и без уважения.
…Ирина позвонила ему из Спорткомитета на Миллионной улице, быстро сообщила, что видео есть, и уже хотела давать отбой, но он её задержал:
– …Подожди… В Спорткомитете вы чего добились? Бумаги г-жа Вознесенская все подписала?
– Да, подписан договор и поручение твоей фирме, «Первый тайм», зарегистрировать филиал.
– А доверенность?
– Подписала и доверенность, и «Договор-поручение».
– Так… Скажи председателю Спорткомитета… Впрочем, я сам его наберу, – я к нему подъеду после обеда. Сам заберу документы и обговорю детали. У вас какие планы дальше?