Сожжение
Шрифт:
– Сейчас нас поведут обедать куда-то, – ответила Ирина. – Потом ток-шоу на ТВ с четырёх до семи, потом Милана хочет поужинать со мной в ресторане «Садко»… Не знаю, выдержу ли я… Плохо себя чувствую.
– Что с тобой? Простудилась?
– Не совсем. Голова болит.
– В «Садко» мы закажем вам столик – на семь, да? И там будет наш человек, он тебя найдёт – а может, ещё и раньше… Ты поедешь с ней на телевидение?
– Да, мы будем вместе. Целый день.
– Смотри не простудись… Отбой, до связи!
Что-то в этом разговоре Геннадия насторожило… Какая-то странная интонация, с которой она сказала,
У Геннадия с его первой женой Татьяной родилось двое детей: сын и дочь. Сын – старший – в этом году заканчивал одиннадцатилетку. Казалось бы, семейная программа выполнена, и надо было успокоиться – но уж так его начала доставать супруга… Года три назад он окончательно с ней разругался, развелись. Теперь жил в съёмной однушке и пару раз уже чуть не женился – женщина, глава фирмы, до сих пор числила его кандидатом в мужья. Потом подвернулась Ирина, с которой они сошлись в прошлом году, и он даже соблазнился переездом в её двухкомнатную квартиру – ту самую, где она сейчас остановилась с Миланой. Правда, у этой квартиры был совладелец, родной брат Ирины; он жил за границей, но мог нагрянуть.
…Геннадий остановил себя: забыть к чёрту об этой Ирине! Выбросить её из головы и вытравить из души; в качестве агента передать кому-то и перестать о ней думать! У него есть задачи поважнее: задачи национального масштаба!
Он набрал номер председателя питерского Спорткомитета и спросил его, как прошла встреча с Миланой. Тот был впечатлён мировой супер-звездой, и Геннадий не стал его расхолаживать, но напомнил, что учредить филиал – не главное, а всё будет зависеть от повседневной работы, которой и займётся его, Геннадия, фирма, ООО «Первый тайм». И сказал председателю, что хочет приехать к нему сегодня до конца рабочего дня. Тот заколебался:
– Может быть, завтра утром? У нас тут проблема с итальянцами… Хотя полчаса найдётся, мы успеем?
– Успеем, – ответил Геннадий. – Я приеду с директором моей фирмы или с бухгалтером. Посмотрим документы и заберём их, главное, я попрошу вас помнить, что всю работу будет делать фирма «Первый тайм»…
– Да, но…
– Зато Спорткомитету и городу отдадим всю честь и славу этого проекта…
Геннадий был рад, что настоял на встрече именно сегодня: надо было дать понять городским властям, что это не их, а наш, эфэсбэшный проект. Наверняка на нём удастся заработать.
Он только напомнил себе, что в преследовании Миланы и Цекавого – если, конечно, он решится на судебное преследование, – нельзя разбрасываться, а нужно сделать выбор: или фильм «Троцкий», или филиал Марафона. И главным объектом всё-таки был фильм, филиал же возник лишь потому, что в Москве Ире надо было чем-то охмурить Милану, доказав ей свою влиятельность. И она доказала: в четверть часа всё решилось. Она позвонила Гене, который тогда тоже был в Москве, он связался со Спорткомитетом, и уже председатель Спорткомитета отзвонил на мобильный
Но если этот филиал станет «дойной коровой» для фирмы Геннадия, тогда и проверки, и уголовные дела исключались… В общем, фильм и ещё раз фильм!
Геннадий достал папку с материалами на съёмочную группу «Троцкого» и вчитался в рапорт агента «Горячева», который к этой разработке специально приставлен не был, но по касательной сообщал, что, находясь в канцелярии Петербургской Духовной Академии – что в Невской лавре, на Обводном канале – он слышал телефонный разговор со съёмочной группой сериала «Троцкий». Оказывается, те подыскивали объект Русской православной церкви для осквернения. Якобы Троцкий, по сценарию, приезжает в храм Александро-Невской лавры и приказывает иконы со стен сорвать и сжечь, крест на куполе зацепить канатом и сорвать, – в общем, осквернить храм вдоль и поперёк. А потом, дескать, в бывшем храме устроят не то конюшню, не то гараж для броневиков. Вопрос их к канцелярии СПбДА состоял в том, есть ли в Невской лавре «церковь, которую не жалко»; вернее, есть ли какой-то не используемый сейчас храм, в котором можно было бы снять такую сцену вандализма, – без настоящего вандализма, но так, чтобы всё было похоже.
Агент «Горячев» писал, что секретарша канцелярии попыталась звонившего отфутболить, но тот всё-таки добился имени и координат управделами и обещал прислать официальный запрос от съёмочной группы. Далее, по словам «Горячева», разговор в канцелярии превратился в болтовню сотрудников о том, мог ли Троцкий такое приказать и когда состоялись основные акты вандализма большевиков против Церкви. Агент «Горячев» заканчивал рапорт предупреждением, что, возможно, найдутся недобросовестные администраторы в епархиальном управлении, и произойдёт разрушение какого-то исторического объекта.
Перелистнув рапорт, Геннадий задумался об этом «Горячеве», худеньком молодом человеке с жидкими светлыми волосёнками и каким-то лисьим выражением лица; настоящая фамилия его была Иевлев, и был он не то монахом, не то священником; впрочем, как вспомнил Геннадий, его уже давно из Петербурга отправили в какую-то дальнюю командировку.
Геннадий заложил закладку на эту распечатку и, выйдя из кабинета, запер дверь. Ведь и ему надо было отчитаться за командировку в Москву, из которой он вернулся, а для этого зайти в их собственную канцелярию и бухгалтерию этажом ниже. А возле лестничной площадки – как по заказу – вдруг увидел этого самого «Горячева» – Иевлева, в длинном чёрном монашеском одеянии и чёрной скуфейке. Его фигура сразу обращала на себя внимание всех, кто был в коридорах и на лестнице, и Геннадий поспешил его перехватить:
– Алёша? Отец Алексий? Так, кажется, вас… величают?
Тот смотрел, не узнавая.
– Я полковник Корчаев, Геннадий Михайлович, вы меня помните?
– Что-то припоминаю… товарищ полковник. А в чём, собственно?..
Монашек сделал оскорблённое лицо или, действительно, чем-то был обижен, но Геннадий решил не упускать его:
– Зайдём ко мне в кабинет. Очень важное дело.
– Но… У меня встреча сейчас.
– Это быстро. Пять минут всего.
Геннадий ввёл его к себе и без предисловий открыл перед ним папку на заложенной странице.