Спасите, мафия!

Tamashi1

— Ты любишь сестер? — ни к селу, ни к городу вопросил Фран и аж посмотрел на меня через плечо.

— А то! — хмыкнула я. — Я ради них кого угодно порву, как Тузик грелку! А вообще, не в этом дело даже. Просто они мне дороги.

— А у меня нет родных, — тихо сказал Фран и отвернулся к картине. Я вздрогнула и села, снова подползая к парню.

— Прости, я не знала, — пробормотала я. Стало как-то стыдно и гадко, захотелось зарыться в песок целиком и полностью и притвориться мумией, занесенной египетскими песками еще в древние времена… Когда родители только умерли, я вообще об этом говорить не могла, а потому напоминать кому-то о потере для меня самой было до сих пор болезненно.

Правда, дело было даже не в самой потере, а в том, что они ушли так внезапно, что я даже не сумела сказать им, что они прощены… Нет, не так. Я не успела их простить, и от этого было в сто раз больнее.

— Ничего, — пожал плечами Фран как-то безразлично, но вместе с тем тоскливо. — Это произошло давно. Десять лет назад.

— Время притупляет боль, но не лечит, — пробормотала я, а он вдруг спросил:

— Тебе еще больно? Из-за родителей?

Я вздрогнула. Мне и правда было больно, но не так, как год назад — боль притупилась, однако я знала, что она не исчезнет окончательно — просто уйдет в глубины памяти и не будет так сильно рвать душу, но исчезнуть она не могла.

— Больно, — пробормотала я, — но не так сильно.

Я уставилась в темно-серое покрывало, которое неосознанно начала сжимать в кулаки и поджала губы. На душе скребли кошки и захотелось забиться в темный пустынный угол, а потом тихонько выть, выть, выть на луну… И тут на мои руки легла холодная ладонь. Я вздрогнула и посмотрела на Франа. Зеленые глаза не были безразличными. В них застыли тоска, понимание и молчаливая поддержка, и я едва заметно улыбнулась, а фокусник слегка кивнул и тихо сказал:

— Когда-нибудь станет полегче. Я знаю.

Я улыбнулась и кивнула. Почему-то на глаза наворачивались слезы. Блин, он меня видел в таком состоянии… Слабой. Я ведь никому, кроме сестер, не позволяла раньше видеть эту свою сторону, почему же ему позволила? Гадство… Но самое обидное даже не это. Самое обидное то, что я не против…

— Спасибо, Фран, — пробормотала я, быстро начиная вытирать глаза кулаками. — Что-то я прям вообще! Нюни распустила… Фу на меня!

— Нет, — заявил вдруг парень. — Это было… мило.

Я в полном афиге на него воззрилась и протянула:

— Фран, ты головкой не ударялся? Я не могу быть «милой»! И вообще, что за словечко из каких-то сопливых мелодрам?

— Ладно. Мне сказать, что это было отвратительно, по-детски и вообще глупо? — вопросил он в своей обычной манере, и я рассмеялась.

— Нет, если так ставить вопрос, лучше «мило», — ответила я, прохохотавшись. От сердца почему-то отлегло.

— Я подумаю, — выдал парень.

— Оу, ты мне льстишь, — усмехнулась я. — Будешь думать обо мне? Заметано! Пусть я тебе приснюсь!

— Ты желаешь мне кошмаров? — с апатичным видом съязвил Фран, но в глубине зеленых глаз промелькнуло ехидство.

— Не-а! — фыркнула я. — Наоборот! Самого прекрасного и дивного сна!

— Какое самомнение.

— Это лишь его часть.

— Нарциссизм?

— Нет, эгоцентризм.

Я рассмеялась и, потянувшись так, что аж кости затрещали, встала.

— Ладно, оставляю тебе штаники, — заявила я, кивнув на лежавшую за Франом сумку. — Правда, там еще и штаны этого пафосного енота, ну да ладно, сам разберешься по размерам.

— Неужто ты решила поверить в мои умственные способности, не проявляя своих и не пытаясь решить задачку вместо меня? — съехидничал мой друган.

— Поверь, Фран, — тяжко вздохнула я, упирая руки в боки, — моя лень сильнее моего пафоса! Ладно, до завтра. Хороших снов.

— И тебе… таких же кошмаров, — выдал парень, и я, глянув ему в глаза, усмехнулась. Если я его кошмар, то мой кошмар…

— Рада, что ты тоже хочешь мне присниться, —

хмыкнула я. — Значит, у нас обоюдные желания. Покеда!

Фран не ответил, отвернувшись к полотну Шишкина, но в прощальном взгляде я углядела нечто вроде искорки тепла и в офигенно радостном настроении ломанулась к себе. А жизнь-то налаживается! Несмотря на все ее черные полосы…

Конец POV.

В саду вечноцветущей сакуры на вечнозеленой траве расположился длинный дубовый стол, накрытый белой скатертью. Тишина, давящая, пугающая, но странно-манящая окутывала это место. Казалось, что в саду никого не было, но первое впечатление было обманчивым: во главе стола стояли чашка чая и небольшой заварочный чайник из белого фарфора, и это заставляло присмотреться к стулу, на котором явно кто-то сидел. Или что-то. Потому как понять, что за существо там находилось не было никакой возможности — оно было абсолютно прозрачным. Вот только определить, что кто-то на стуле всё же сидел, было возможно, потому что ладони существа были затянуты в тонкие белые перчатки, видимые глазу стороннего наблюдателя, а правую половину его лица скрывала серая металлическая маска с неровными, будто изломанными краями. Существо смотрело на небо и молча потягивало горячий чай, стараясь не нарушать молчаливую скорбь вечноцветущего Ада.

— Ваше Сиятельство, — проскрипел хрипловатый надломленный голос где-то внизу, на уровне столешницы, и прозрачное существо покосилось на визитера.

Им оказался карлик — уродливый, безобразный, пугающий, с гнилыми желтыми клыками, серой, в струпьях и язвах, кожей, и лишь с одним-единственным целым глазом — правым. Левый отсутствовал, как данность, а пустую глазницу прикрывали лоскуты истлевшей кожи, свисавшие с надбровной дуги, словно уродливые шторы за авторством дизайнера с больной фантазией. Однако, несмотря на вид карлика, прозрачное существо не вздрогнуло и не удивилось. Напротив, оно спросило ледяным голосом, голосом неопределенного возраста, но явно мужским, волевым и решительным:

— Что еще, Ватсон?

— Прибыло письмо, которого Вы ждали, — проскрипел карлик и протянул существу небольшой круглый серебристый поднос, на котором лежал белый конверт, запечатанный алой сургучной печатью.

Белая перчатка потянулась к подносу, и карлик, приподнявшись над землей без помощи крыльев, подал письмо хозяину. Прозрачное существо распечатало конверт и, пробежав его содержимое взглядом, задумчиво протянуло:

— Интересно… Очень интересно! — Внезапно голос его изменился и из ледяного превратился в ехидный, насмешливый и игривый: — Знаешь, Ватсон, это становится всё забавнее и забавнее! Мой маленький эксперимент приносит любопытные плоды! Книга Судеб еще не дала окончательный ответ, но у меня уже просят о снисхождении! А знаешь, ответь отправителю вот что. Скажи ему, что я согласен немного смягчить условия. Знаешь, я люблю театр, Ватсон! Трагикомедии — это и впрямь весело! А уж если в них будет нотка садизма и толика душевных терзаний — это вообще идеально! Но я люблю абсолютно хорошие концовки лишь в тех книгах, в которых являюсь главным действующим лицом! А потому мы разыграем партию и посмотрим, что получится в результате. Передай ему, что я согласен смягчить плату, но она мне всё же нужна! Посмотрим, как наши марионеточки будут выкручиваться, правда Ватсон? На этом всё. Ах да, принеси мне книгу маркиза Де Сада! Это письмо привело меня в благодушное настроение — хочу почитать любимого автора! Неплохо было бы прогуляться, но не сегодня. Сегодня у меня еще так много дел, так много дел! — Его Сиятельство всплеснуло руками в белых перчатках и вновь подняло чашку с чаем. — Но мне лень. Иди, Ватсон.