Спасите, мафия!
Шрифт:
— И как же? — нахмурившись, спросил комитетчик, не выпуская из поля зрения шинигами, покинувшего на произвол горе-судьбинушки шкаф и полетевшего к валявшемуся на полу свертку, печально опустив крылышки и всем своим видом выражая вселенскую скорбь.
— Этого мы не знаем, — пожал плечиками его брат.
— Тогда перечисли, с кем конкретно мы будем драться и их силы, — поморщился Кёя, в то время как Гу-Со-Син номер два поднял свиток.
— Мы и этого не знаем, — вздохнул первоптиц-холерик, начиная впадать в трагизм от осознания того, что они, библиотекари, не владели никакой ценной информацией. — Но мы знаем, что вам не победить тех, кто придет сюда.
— Тогда скажи, как работают Врата, откуда они взялись и как их активировать, — перешел к менее значимому вопросу Кёя.
— Это мы знаем! — обрадовался
— Поскольку камни — врата в мир мертвых, они притягивают души умерших животных, которые остаются там навечно. Алтарь под водой уравновешивает алтарь в руинах и связывает его с необходимой для функционирования стихией воды. Это вроде как Инь-Ян — законы баланса: один камень явный, другой сокрыт, один на свету, другой во мгле, один в тепле, другой в холоде воды, и так далее. В камне на воздухе накапливаются «светлые» души, а в камне в под водой — «темные», и потому портал руин — портал светлый, а откройся портал в алтаре под водой, он был бы «темным» и вел не в жилую часть Мейфу, где обитают шинигами, а в Ад. Но его вам не открыть из-за того, что нет камней со специальными символами. Пройти через проход может кто угодно и как угодно — здесь уточнений нет, главное, прыгнуть в алтарь, который становится похож на черную дыру. Для возвращения надо прыгнуть в такую же дыру, расположенную перед Домом Тысячи Свечей, на так называемой «независимой территории», неподконтрольной никому, даже Владыке Эмма. Однако эта история не прольет свет на то, почему родители девушек приняли предложение Графа и подписали контракт. Руины — лишь способ попасть в наш мир, а о причинах того, что тем двум смертным предложили заключить этот контракт, мы не знаем, знаем лишь, что это сделал Граф…
— Хи-йа!!! — возопил Гу-Со-Син с пергаментом, аки пьяный папуас на охоте, и запульнул его в нашу сторону. Кёя, ясное дело, уклонился, дернув и меня за собой, но гусик и не стремился в него попасть: он целился в брата, причем успешно — попал тому прямо в лоб. Болтливый Гу-Со-Син-лектор покачнулся в воздухе, взмахнув лапками и крыльями, и, выровнявшись, начал потирать ушибленную тыковку, причитая:
— Ай-яй-яй…
— Баре гневаться изволят-с, — хихикнула я, а воинствующий гусик, обычно являвшийся мирным, пошел вразнос, размахивая крыльями и вопя на брата:
— Давай еще, скажи им, кто
— Значит, он владеет магией льда, — усмехнулся Кёя. — Причем магией, не нуждающейся в фуда. Значит, он не шинигами.
Гусики прикусили язычки и, воззрившись на комитетчика черными глазками-бусинками, полными немой мольбы, сложили крылышки в просительном жесте, сцепив перья в замочки, словно пальцы, и чуть ли не со слезами на глазах в один голос протянули:
— Возьми свиток, пожааалуйста!
Такого зрелища доброе по отношению к животным и птицам (а гусь, хоть и анимешно-шинигамистый, — тоже птица) сердце Главы Дисциплинарного Комитета не вынесло, и он, подавив улыбку, подошел к пергаменту, валявшемуся у стола, и заявил:
— Я подниму. Не попадайте в неприятности. Если что, пусть Граф свои претензии мне высказывает.
— Ага, он выскажет! — фыркнул гусь-холерик. — Он их всем выскажет: и тебе, и нам, и всем в Энма-чо, и Ватсону, и всем гостям… А потом, когда у всех мозг взорвется, устроит виновным такую театральную постановку, что «Гамлет» комедией покажется!
— С намеком на произведения Де Сада, — хмыкнул разведчик.
— О да, — фыркнул обычно спокойный гусик, складывая крылья на груди и начиная кивать с закрытыми глазами. Медитирует он так, что ли?..
Кёя поднял пергамент со словами: «Тогда до встречи», — и шинигами исчезли, дружно ответив:
— Да лучше б мы не встретились, изверг!
— Из этого я делаю вывод, что мы всё же встретимся, — усмехнулся глава CEDEF и, развернув пергамент, пробежал его глазами, после чего кинул мне, стоявшей у кровати.
Что удивительно, я его поймала, хотя раньше, до начала тренировок с Мукуро и комитетчиком, такой подвиг мне был не всегда по силам, и я даже если и цепляла брошенный предмет, то запросто могла выронить. Печалька у меня с координацией… была. Развернув свиток, я прочитала следующее: «Сим документом подтверждается, что Хибари Кёя выполнил задание и может вернуться в свой мир в любой момент. Для этого он должен умереть. Если этого не произойдет до двадцати четырех часов тридцать первого декабря сего года, он будет отправлен в свой мир Графом. Если он не желает расставаться Екатериной Светловой, то они обязаны выполнить нижеследующие пункты. Первое: выбрать животное. Второе: доказать свою любовь. Третье: простить врага, которого винили больше всего. Четвертое: задать вопрос». Вот гадство! В свете того, что сообщил Гу-Со-Син, становится ясно, что мы должны выбрать животное для жертвоприношения! Я ненавижу решать чью-то судьбу, и мы оба любим животных, а должны будем подписать кому-то смертный приговор! Кошмар! А Ленка? Они с Бельфегором вообще должны убить это животное, а она ведь всегда любила только зверей и птиц: когда родители запирали ее в темном амбаре, она, боявшаяся темноты до ужаса, играла с котами, приходившими к ней, и это ее спасало, а теперь она должна убить животное! Это же нонсенс!
— Совсем они обалдели, что ли?! — возмутилась я и швырнула свиток на стол.
— Я всё сделаю, — поморщился Кёя и, подойдя ко мне, крепко меня обнял.
— Спасибо, — пробормотала я и уткнулась носом в его плечо. — Но это неправильно. Ты любишь животных, я не хочу, чтобы ты…
— Я сказал, что буду защищать тебя ото всего, значит, буду, — перебил меня он, хмурясь. — Теперь главное понять, кого твоя сестра сможет убить. Думаю, это должна быть крыса, потому как их женщины в основном боятся, но надо уточнить у нее самой.
— Бедная Лена, — пробормотала я.
— Граф дает задания, которые нас, с одной стороны, ломают, а с другой — делают сильнее, — нехотя сказал комитетчик, начиная перебирать мои локоны. — Так что, возможно, это преодоление себя нам тоже как-то пригодится. Но как — непонятно.
— Садюга он, вот и всё, — поморщилась я.
— Но создал руины Эмма-Дай-О, так что кто-то всё равно должен был бы принести жертву, и в этом Граф не виноват. Значит, они оба те еще садисты.
— Да уж, — поморщилась я. — А что, если это именно Эмма-Дай-О уговорил моих родителей подписать контракт?