Спасти кавказского пленника

Greko

— И что же? — ахнул я.

— Кровь песочком присыпали. Тело вынесли. И бал продолжился как ни в чем не бывало. Правда, офицера арестовали. Комендант его ругал. Ох, ругал! «Не мог, балда ты этакая, на улицу вывести и там кольнуть? — возмущался он. — Дело бы кануло в воду».

— А что комендант? Все тот же старичок, которого из собственного сада чечены на носилках утащили, а потом за выкуп вернули? — поинтересовался зевающий Буйнов.

— Нет, уж полтора года новый. Но из наших. Из кавказцев.

Ну и нравы здесь, на фронтире!

Думал, ничему уже не

удивлюсь. Наивный! Пока ехали в Пятигорск, Буйнов мне поведал сокровенное. Оказывается, в полках остро стояла проблема с женитьбой. Офицеры, отправлявшиеся в отпуск в Ставрополь, получали от командира незаполненный бланк с разрешением на брак. Сами вписывали в него фамилию суженной, если таковая находилась.

— Хуже всего приходится юнкерам, которые в Ставрополь приезжают экзамены сдавать. Бедные, как церковные мыши, они живут в долг. А потом их заставляют расплачиваться женитьбой на перезрелых дочерях и родственницах хозяев квартир. Иногда и с детьми. Такие браки у нас прозвали «женитьбой по расписке».

Я присвистнул.

— А как же вы? Женаты?

— Бог не сподобил! Вот, питаю надежды в Пятигорске встретить даму своего сердца!

— Вот и я питаю надежды! — сказал сердито, не поясняя капитану свои сложности.

Эти разговоры о женитьбе… бесили!

Вдали показалась пятигорская долина и разноцветные крыши нарядных домиков, притулившиеся к зеленому склону большой горы. Машук! Добрались!

[1] ] Черной розой Тифлиса называли Нино Чавчавадзе-Грибоедову, которая после смерти мужа не снимала вдовий наряд.

[2] Самый страшный обвал случился в 1832 г. Ущелье завалило на 8 верст. На время снег и камни перекрыли Терек, и горцы собирали рыбу в пересохшем русле. Несколько лет переход через этот завал был истинной пыткой. Пришлось рубить дорогу выше (ее следы сохранились до н/в). Через глубокие трещины в снегу переправляли в кабинке на канатах. В другой раз под завалом погиб целый эскадрон.

Глава 5

На жизнь поэта

Большое каменное строение являлось не только трактиром, расположенном в бельэтаже. Вывеска у входа оповещала, что сдаются в наем комнаты. Также можно приобрести билеты на организуемые по вечерам балы. И перекинуться в картишки, но не на интерес!

В общем, не ресторация, а клуб для курортников, язвенников-трезвенников. И заправлял им грек Найтаки!

Это обстоятельство меня выручило. Дресс-код я не прошел. Не хотели меня пускать, приняв за горца. Пришлось взывать к долгу перед диаспорой, благо управляющий был на месте.

Узнав, что я тоже грек, он распорядился пропустить.

— Будете в Ставрополе, милости просим, господин офицер, в мою гостиницу. Лучшая в городе!

Вошел в ресторацию. Почти забита. В основном, пары. Только за двумя столами расположилась компания офицеров. Человек десять. Слушали рассказ какого-то прапорщика-драгуна, сидевшего ко мне спиной. Когда вошёл, как раз дружно загоготали. Что вызвало такой их смех, не расслышал.

Свободными

были только два столика. За один из них и присел. Тот, который был подальше от разгулявшейся компании вояк. Заказал еду. Откинулся на стуле. Прислушался к диалогу офицеров. Даже если бы и не хотел, не получилось бы. Уж больно шумная орава!

— Воля, конечно, твоя, Миша, — обратился один из них к рассказчику, утирая слезы, — но ты бы уж придержал коней! Нельзя же так!

— Савва, — к прослезившемуся обратился другой офицер, — тебе коли не любо — не слушай! А врать не мешай!

Опять раздался дружный гогот десятка глоток. Офицер, дождавшись тишины, обратился теперь к драгуну.

— Продолжайте, Михаил Юрьевич!

Тут-то я и подскочил на стуле.

«Михаил Юрьевич?!»

Разглядеть лица рассказчика с моего места не было никакой возможности.

«Нет! Не может быть таких совпадений! — я уже поднимался со стула. — Матерь Владычица! Неужели это Лермонтов?! Господи, Господи, не обмани! Не сыграй со мной злой шутки! Стоп! Конечно, не он! Лермонтов же лейб-гусаром был! Ментик этот его знаменитый красный на растиражированных миллионами фотографиях. А этот не в красном. Придурок ты, Коста! Учил бы биографии гениев лучше, сейчас бы не сомневался! Все равно нужно проверить!»

Я уже медленными шажками двигался чуть в сторону, не приближаясь к столу офицеров. Не мог позволить себе столь явного любопытства. Сидящие за соседними столиками, конечно, обратили внимание на мои странные действия. Но я придал лицу безразличное выражение. Мало ли что мне вздумалось? Гуляю! Иду тудой! Потом пойду обратно!

Лицо рассказчика медленно открывалось. Сердце уже билось на запредельных частотах. Еще полшажочка…

«Господи! Сподобился! Я единственный человек из семи миллиардов жителей Земли XXI века, который видел живого Лермонтова! Да только ради одной этой встречи (Упс! Хорошо, что Тамара не слышит) стоило попасть в это время!»

Я застыл. Не обращал внимания на недовольные взгляды пары за столиком сбоку, которым загородил весь вид. Наверное, глупо улыбался. Нет, наверняка, глупо. Судя по тем мыслям, которые сейчас проносились у меня в голове. Смотрел, не отрываясь. Только сразу отметил, что все известные портреты очень точно передали черты лица гения. С фотографической точностью.

«Он, действительно, совсем не красавец! — отмечал я. — Нервный. Вон, как жестикулирует. Речь тоже с небольшим надрывом… Хех! Лермонтов! Люди! Я вижу живого гения русской литературы! Смотрите, завидуйте, я…»

— Вы сейчас во мне дырку протрёте, сударь!

Я рухнул с облаков на землю. Лермонтов пристально смотрел на меня. Был на взводе.

«Мамочки! Ко мне лично обратился сам Лермонтов!» — я не мог реагировать должным образом, продолжал глупо улыбаться, совсем не отдавая себе отчёта в том, как сейчас может быть воспринята эта улыбка.

— Я вас чем-то рассмешил? — Лермонтов вскочил со стула.

«Как он быстро вспыхнул! Вон, уже ус дергается! Эх, Михаил Юрьевич, понятно, почему всё дуэлью закончилось. Совсем себя в руках держать не можете!»