Спасти кавказского пленника
Шрифт:
Я пожал плечами. Хочется человеку выговориться — пускай его болтает! Могу и послушать.
— Граф Паскевич, прародитель нашей команды, мыслил следующее. Надобно так устроить секретную полицию, дабы она любое внутреннее зломерение пресекала на корню и агентов своих имела как в крае, так и заграницей. И средь горцев. И что же? Людей не хватает даже за иностранцами уследить. О чем болтают промеж себя офицеры? Вольнодумства всякие…
— Полагаю, ваше превосходительство, что среди горцев, в круг которых я проник, вольнодумством не пахнет, ибо даже слова такого не знают.
— Смейтесь, смейтесь… Барон Розен
— Разве ту оперетку можно назвать заговором?
— Самый злоумышленный заговорщик, царевич Окропир, жизнь вел весьма примерную, в кругу семьи. И рассуждал всегда здраво… Есть, чему удивляться. Но пригляд мне поручен. Хватает на Кавказе и без грузинских князей людей, одаренных способностями и талантом, но замешанных в нехороших делах. В тех же событиях декабря 25-го года. И следует благовидными мерами не допускать молодых офицеров к сближению или сношениям с подобной публикой.
Ну, все понятно! Во все века, при любом режиме, тайная полиция будет бороться с внутренними заговорами. Действуя подчас топорно и глупо. И получая за это очередные звания. Дело, впрочем, хоть и грязное, но нужное. С этим не поспоришь.
— А как обстоят дела с иностранными шпионами? Не из праздного любопытства спрашиваю. Не хотелось бы, чтобы англичане или горцы узнали о моей роли.
— Из всех иностранцев местных самые опасные — это Граф Ротти-Мантон, французский консул в Тифлисе, и начальник его канцелярии Эме Ривуар. Бойкие господа! Много корреспонденции в Париж отправляют. Потому попрошу избегать посещения ресторации Матасси. Любят французы там бывать. Разговоры заводят среди клиентов. А как пресечь? Иммунитет! Тифлисское консульство — удобный наблюдательный пункт за всем Кавказом. Этого у него не отнять.
Все в этом мире повторяется. И шпионство под дипломатическим прикрытием уходит в глубину веков. Но какое мне дело до французов? Через два-три дня покину Тифлис. Меня ждут совсем другие игры.
От Казасси не укрылись мои тайные вздохи.
— Об азиатцах своих думаете? Подлый народец со своим пониманием общей пользы. Вместо содействия властям вступают с нами в отношения, дабы навредить или погубить врага своего. А наши кавказцы? — Казасси презрительно скривил губы. — Где мне сыскать людей благонамеренных, испытанной скромности и ни в каких пристрастиях или пороках не замеченных, как то предписывает инструкция? Может, перейдете ко мне на службу?
Я удивленно на него взглянул. Ему ли не знать о совсем непростых поручениях, которыми меня грузит начальство.
— Не отвечайте, господин прапорщик. Не торопитесь. В жизни всяко может повернуться. Я вам про наши трудности наговорил с три короба. Но все меняется. Дай бог, до конца года превратят нас в шестой округ Корпуса жандармов. А это, знаете ли, — перспективы!
Копаться в бумагах покойного Марлинского? Составлять списки посетивших пятигорские воды? Расследовать грязные делишки местных чиновников? Боже спаси меня от такой перспективы! И сохрани от гнева царицы Тамары!
Как я ни оттягивал сей тягостный момент, но делать нечего. Пришла пора возвращаться к колонистам и подставлять шею. Может, вспомнит невестушка, что повинную голову меч не сечет? Мне же нужно как-то убедить Тамару: А) отложить свадьбу; Б) превратиться в воспитанницу баронессы;
[1] Прикуп в старшую и в младшую масть — термины бостона. Не сложно догадаться, что старшая бьет младшую.
[2] Манглис (ныне Манглиси) — место расквартирования Эриванского полка в 60 км на запад от Тбилиси.
[3] Кавалерская Дума — ежегодное собрание из 12 старших кавалеров ордена, проходившее в апреле. На этом собрании его участники голосовали по каждому представлению к награде. Итогом баллотировки являлись списки, передаваемые 25 апреля Императору, который их утверждал. Каждая именная грамота контрассигновывалась Председателем Думы и скреплялась печатью Ордена. Именные указы о награждении низшей ступенью подписывались не императором, а кавалерами Думы.
[4] И. А. Казасси умрет в июле 1837 г. Интересная личность. Приятельствовал с А. С. Пушкиным, которому привозил письма с Кавказа.
Глава 2
Бахадур: раджа или падишах?
Какие бы варианты своего поведения и рассказа о сложившихся обстоятельствах я ни просчитывал по дороге на квартиру, все они заканчивались для меня печально. Страшного гнева грузинки и просто гнева алжирца мне было не избежать. Утешая себя «чему быть, того не миновать», вошел в дом. Заглянул к Бахадуру. Тот опять дрых. Вот, умеют же люди столько спать! Вежливо растолкал его. Сейчас вежливость была моим единственным оружием. Попросил (!) его пройти в нашу комнату. Бахадур, протерев глаза, шлёпая босыми ногами по полу, зашагал за мной. Я, как мне казалось, принял вполне безразличный вид. Мол, всё под контролем! Постучался в нашу с Томой дверь, предупредив, что Бахадур со мной, на случай, если она дезабилье. Тамара быстро подбежала к двери, распахнула её, бросилась мне на шею, впилась в поцелуе.
— Ну как? — спросила, когда удовлетворилась.
— У меня пара хороших новостей для вас обоих и пара не очень хороших! — ничего умнее не придумал. — С каких начать?
Тамара напряглась. Пока она соображала, каким новостям отдать предпочтение, сказал то же самое Бахадуру на турецком. Алжирец отреагировал равнодушно. Типа, на моё усмотрение.
— Я устала от плохих! — решила Тамара. — Чем обрадуешь?
Я рассказал про орден, звание и дворянский титул. Тамара, выслушав, на пару секунд оказалась в известном состоянии, когда «в зобу дыханье сперло». Потом радостно вскрикнула, опять бросилась мне на шею. Не впилась. Начала осыпать поцелуями.
— Я знала, знала, — приговаривала при этом, — что у нас все получится! Господи, спасибо, спасибо!
Наконец, успокоилась. Вспомнила про ложку дегтя.
— И какие могут быть при этом плохие новости?!
Я вздохнул. Все изложил. Что и ордена, и дворянства ещё нужно дождаться. Но это — ладно. Мне нужно сначала отъехать в Манглис. И это, в общем, не беда. Тут моя грузинка затаила дыхание, понимая, что сейчас очередь последнего гвоздя. Я и вбил его, сообщив, что мне нужно по приказу вышестоящего начальства на некоторое время отлучиться к черкесам. Об опасности этой отлучки говорить не имело смысла. И так было понятно, что мне предстояла отнюдь не увеселительная прогулка.