Спасти красноармейца Райнова. Книга седьмая. Пацифист

Поселягин Владимир Геннадьевич

– Да, вижу, ушли. Наблюдаю ещё одну шестёрку «мигов». Приём.

– Теперь это ваши, спускайтесь на пять тысяч метров, и на аэродром. Переходите на их волну. Отбой.

– Принято. Отбой.

Я покрутил штурвал наводки, перейдя на волну истребителей, и подтвердив, что это те, кто нужен, продолжая лететь кругами над Москвой, зенитки не стреляли, стал снижаться до пяти тысяч метров, а там и меньше, «миги» меня повели к аэродрому:

– Енот, твой пассажир покинул тебя. Приём, - вышел на связь командир сопровождения, с позывным Молот.

– Чего? Приём.

– Наблюдатель выпрыгнул, вон уже на парашюте опускается. Приём.

– Ну и фиг с ним. На земле примут, тут есть кому. Приём.

– Точно. Давай заходим с левым разворотом на аэродром, снижайся до километра. Там ждут. Отбой.

– Да полосу вижу. Отбой.

Дальше зашёл на посадку, и к слову очень хорошо посадил, так что снимая маску с лица, даже с облечением рассмеялся, глуша двигатели, и останавливая тяжёлую машину. Уже бежали люди, бойцы НКВД, так что открыл люк, и стал выбираться. А был я в своей форме, со следами

крови и пулевых отверстий, но поверх всё немецкое. Сапоги мои в хранилище, а скажу якобы сбросил у туалета, где оставил тело пилота. Так что доложился старшему по званию, полковнику ВВС, и меня к медикам, знали о ранах, повели под шум движка. Самолёт трактором куда-то буксировать стали. Именно в санчасти, где старший политрук, главный особист на этом аэродроме, брал у меня показания, дверь вдруг открылась и зашёл Судоплатов, с интересом меня рассматривая. Я в одних кальсонах на кушетке сидел, быстро кашу наяривал, пока врач чистил рану на ноге. Покраснела, воспаление шло. Вовремя успели. Кстати, заметил, что за дверью толпятся командиры госбезопасности, видать с Лубянки прибыли для моего допроса, но Судоплатова пустили первым.

– Я, Павел Анатольевич, вы меня искали, сержант. И были очень настойчивы. Все это слышали и теперь знают.

– Я вас примерно так и представлял, - сдавленно сообщил я, отложив пустую тарелку, в это время врач физраствором промывал рану, нога над тазиком была.

Тот раствором, под напором, смог промыть рану. Сгустки выпали и кажется гной. Судоплатов на это мельком глянул. Пока же я добавил:

– Лично я вас не знаю. Документы посмотреть можно?

– Конечно.

Тот дал изучить открытое удостоверение, и я кивнул, мол, всё точно. Далее врач зашил рану, и наложил бинт, на мой взгляд, туговато. Всё это время я продолжал описывать что со мной было. То, что врач и медсестра тоже слушают, особо никого не волновало. Меня тем более. И да, у особиста были мои красноармейские корочки. Описал их сохранность тем, что когда опускался на парашюте, отстегнул планшетку и зашвырнул подальше, в болото у дороги. Немцы это видели и особо не обыскивали, я им сказал, что документы в планшетке были. А так я всегда перед вылетом заворачиваю их в платок и убираю за голенище. А ордена снял, уже когда везли в штаб на допрос. Тоже припрятал. Удавалось скрывать, ну а там бежал. Так что тут порядок. В часть сообщили, и то, что я не вернулся из боя тринадцатого сентября, подтвердили. Обещали вещи прислать. После медсанчасти, уже к особистам. Кстати, двое суток меня тут держали, постоянные допросы шли, всё новые следователи работали. А потом в госпиталь. Вещи мои привёз комиссар полка, прилетел на связном самолёте, заодно опознал меня. Так я узнал, что из того вылета никто не вернулся, как сгинули. То, что задание выполнено узнали, выслав разведчика, тот подтвердил, дымы, сгоревшая техника и ремонт моста шёл. Потом парни начали где по одному, где группами выходить. Мой командир звена вышел, с членом экипажа одного из бомбардировщиков. Так что ещё и комиссар взял с меня рапорт о том, как налёт на мост и бой шёл, подтвердив, что эти четыре сбитых записать на меня не смогут, ужесточили правила.

С Судоплатовым я пообщался сразу после медсанчасти. В отдельном кабинете, был он и капитан госбезопасности, явно помощник майора. Вдвоём опрос и вели. Да первый вопрос и был задан так:

– Что вы хотели сообщить, сержант?

– Двое пленных в моём вагоне, их в бою взяли у Слуцка, окружили, вся группа полегла, их ранеными взяли. Неделю назад где-то. Так вот, убивались парни, они узнали, что в Слуцке, на территории хлебозавода, там бомбёжками повреждения нанесли, организовали лагерь для военнопленных. Наши девчата там, пять сотен. Подкупить смогли полицая из охраны, вышли на контакт. Через Марию Райнову, сержанта медицинской службы, военнопленную. Узнали, что старшей в бараке военврач второго ранга Светлова. Это всё что мне известно, слушал как парни обсуждали. Там один, осназовец раненый, и сказал, что такая работа только для спецов, а такой спец в Москве, по разработке операций, всего один. Я потом с ним пошептался, он мне ваши данные и сообщил. Не сильно желая, но дал их.

– Его данные? И тех двоих, что у Слуцка попали в плен, - велел капитан, что всё записывал.

– Ну откуда мне знать? Там отношения были, друг другу волк, а не товарищ. Уверены, что подсылы были в вагоне, так что языки за зубами держали. А девчат надо выручать. Охрана там так себе, снять её не трудно, главное вывезти к нам. Вывести из города, четыре «ПС», если переполненными, возьмут по сорок пять девчат, четыре борта, это сто семьдесят примерно. Ещё два рейса и вывезут всех. Девчата, это матери наших детей, их обязательно нужно выручать. Причина, узнал от раненых пленных, там отбирают фигуристых и красивых, психологически ломают их и отправляют в бордели, в основном офицерские. До сих пор колотит, когда об этом думаю. Отдельное здание на территории, куда отобранных отправляют и держат до вывоза.

Судоплатов, что стоял у окна, за чем-то с интересом следил, повернулся ко мне, и вздохнул:

– Тут Юго-Западный фронт рухнул, окружили, дыра в обороне, а вы сержант о девчатах беспокоитесь.

– Да, время не самое удачное подобрал, но девчата есть девчата, они надеяться и ждут, что их спасут. Вы мне прямо тут скажите, чтобы я не питал иллюзий. Мол, сержант, сам их спасай. Не хочу время терять, надеясь на вас.

– Не дави, Антонов. Подумать надо. Такие задачи я могу и без приказа командования решать. Думать надо, может быть ловушка.

В принципе на этом всё, те ещё пару раз пробежались по тому что я знал, и отбыли. Ну а дальше на меня накинулись следователи. Почему не увезли на Лубянку, так и не понял. Только вечером

отвели в ангар, где «Юнкерс» стоял, и я опытному лётчику-испытателю, показывал, что тут и за что отвечает. А вечером «Юнкерс», своим ходом, под охраной истребителей, угнали куда-то. Думаю, в Казань, там мощный авиационный завод, плюс свои учёные, есть кому разбираться с этой машиной. И следующий день я провёл на аэродроме, именно из-за постоянных допросов, а утром следующего дня уже отвезли в госпиталь, устроив в одной из палат. Лечусь, я раненый. Да, наш аэродром бомбили, немцы узнали куда их самолёт перегнали, два ангара пострадало, хотя немцы тринадцать самолётов потеряли, истребительная ловушка была, но нанесли разрушения. Ночью работали, с двух мест ракетчики подсветили цели. Я пережидал бомбёжку в укрытии, с медиками. Ночевал-то в медсанчасти. Ещё того наблюдателя, что над Москвой прыгнул, взяли. Он девушку-зенитчицу ранил, отстреливался, тоже подстрелили, но взяли живым. То, что самолёт угнан, тот не знал, думал командир борта сам сдаться решил. Хотя никаких намёков на это ранее за ним не замечал. Поздно прыгнул, он это понимал, но надеялся уйти в городе. Из фанатиков тот. Сильно поразился тому, что его пилот убитым остался на аэродроме у Минска, а перегонял самолёт угонщик. Он не понял этого, только тут узнал. И да, всё фотооборудование было целым, не успел тот его повредить, это хорошо. Всё оборудование сняли тут, до перегона «Юнкерса». Мне несколько раз вынесли благодарность за такой трофей. Его ценность отлично понимали.

Отблагодарили меня быстро. Для начала дали звание младшего лейтенанта, документы уже сменили. Хотели лейтенанта, но припомнили как я немало ценного выдал в эфир, это считали причиной почему немцы узнали и устроили налёт на аэродром, вот и оставили приставку младший. Это мне потом объяснили, чтобы иллюзий не строил. Также написали наградные на орден «Ленина», и получил его уже на третий день, как в госпитале находился. Столица, тут это быстро решалось, тем более дело то громкое вышло. Думал снизят награду, «Боевик» дадут, но нет, оставили «Ленина». Награждали в Кремле, я там с тростью ходил, в новенькой форме лейтенанта, с двумя орденами. Теперь третий прибавился. Так и лечился, раны постепенно подживали. С наложницами старался встречаться почаще, но и им отдых нужен, однако снять квартиру в городе и оставить их, и не думал. Пустую квартиру потом найду. Сбегут, причём обе. Время шло, я лечился и не дёргался особо. Судоплатов дважды меня в госпитале навещал, пошептались. Подписок о неразглашениях у меня итак немало вязли, так и он тоже взял. В общем, операция по освобождению девчат в активной фазе, и действительно через шесть дней во всех газетах славили бойцов осназа НКВД, что и освободили девчат, и вывезли воздухом сюда, в Подмосковье. Сейчас там идут проверки. Трём бойцам Героев дали. Судоплатов на улице, на прогулке остановил, пообщались, у него новенький орден «Ленина» появился. И удалось это сделать без потерь, повезло с погодой. Шесть транспортных самолётов задействовали, но за ночь вывезли, двумя рейсами, всех. Моё предложение видимо посчитали стоящим.

Вот в принципе и всё. У меня был свободный выход в город, получил его через две недели, когда раны поджили, врач даже сказал побольше ходить, ногу разрабатывать. Я и ходил. Снимал квартиры, с девчатами время проводил. Не всегда секс, чаще ванная, и просто отдыхали. Причём бывал приём пищи или сон. Отсыпались те. Рынок посещал несколько раз, закупался припасами. Я люблю рыбку солёную, сделал запас. Нашли туалетную бумагу, дефицит, восемь рулонов. Зубные щётки, пасту, вот она иностранная. Амулета лекарского нет, нужно о себе заботиться. Я и стоматолога посетил в госпитале, поработал немного с зубами, кариес убрал. А на рынке хорошо закупился, сала там разного, всякие деревенские вкусности, заказал два тазика холодца, и ведь привезли. Так что выписали меня четырнадцатого октября. Уже прохладно, без шинели не походишь. Да, я уверен был, что за мной наблюдение ведётся, сильно по покупкам не наглел, как и со встречами с наложницами. А после комиссии получил направление на повышение квалификации, в Первый запасной авиационный полк, и мне требуется прибыть туда в течении трёх дней. Полк базируется в городе Арзамас. Не ближний свет. А поближе ничего не было? Видать подальше решили отправить, с глаз вон. Это же у Горького где-то, в той стороне. Пока же собравшись, простившись с парнями-соседями, меня в командирской держали на шесть коек, поблагодарил врачей, от души, даже мелкие подарки сделал, две коробки с шоколадом добыл в Минске, всё ушло. Ну а там задерживаться не стал, всё имею на руках, на Казанский вокзал, где военный комендант уже через три часа посадил на попутный состав. Это грузовой был, но несколько вагонов прицепили, купейные, вот и занял одну полку в третьем купе первого вагона. Хватало народу в этих двух вагонах, много гражданских, хотя состав чисто военный. И знаете, как груз с плеч сбросил. Это наблюдение со стороны, хотя всего пару раз наружку засекал, давило на нервы, а сейчас надеюсь всё.

***

Метель снаружи стояла, всё же уже двадцать восьмое ноября, полтора месяца я тут, все полёты запрещены, так что в зданиях находились курсанты, теорию получали. Обучали в запасном полку летать на «ЛаГГ-3», их тут рядом, на авиационном заводе в Горьком и делали. Обучение шло легко, я дважды в обычных боях инструкторов делал, да так, что меня назначили инструктором по пилотажу. Возражений не принимали. Уже две недели как тут служу, обучаю новичков. Действительно много даю, опытом делюсь. Только знаете, что, как камень на плечах был, так и остался. Не отстали от меня, и тут я постоянно под наблюдением. Народу уже поменьше. Двоих точно вычислил, что постоянно маячат, да и големов поднимал, сканером их пользовался, только убедился, что прав. Ещё трое на подозрении. Скорее всего тоже участвуют.